такой же стылый и ничей,

и мне в лицо ударит радость

под деревянный звон мечей.

И я пойму, что расплатился

за каждый жёлтый миг сполна,

Вот потому и возвратился

к тебе, где сосны и весна,

что за весной – уже не лето,

хоть зарастает среза след,

И нелюбимых больше нету,

но и любимых тоже нет.

«Положи этот камень на место…»

Ю. Мориц

Море глотать не хочет один голыш.

Даже лизнуть – нет, думает, не лизну!

Море других полощет вовсю, но лишь

Он подвернётся – сворачивает волну.

Как ни старается сдвинуться он к воде,

Как до холодной кромки ни тянет бок,

Белая пена не жаждет им овладеть,

В чёрном песке своё хороня жабо.

Чем не сумел угодить Посейдону он,

Кто его проклял, чёрного, как кулак? —

Братьев его орошает солёный сон,

Этот же – сух и тяжек, горяч и наг.

…На берегу у самой воды стоишь,

Брызги, как поцелуи, ловя лицом.

Море глотать не хочет один голыш,

Ну, а тебе что за дело, в конце концов?

Нам ли в расклад этот тайный, пасьянс глухой

Лезть, исправляя порядок заветных дел?

Но, осторожно погладив голыш рукой,

Будто случайно сдвигаешь его к воде.

Может быть, план Вселенной сейчас задев

Или нарушив движенье незримых сил,

Ты на себя навлекаешь священный гнев —

Ради того, чтобы камень дышал и пил.

Вот так заговоришься с Сашкой,

Толкнёшь прохожего невольно,

Он обернётся – трезвый, страшный:

«Что, сука, места мало, что ли?»

И вмиг от Фета и Бальмонта

Очнёшься – под реальным взглядом

Глазниц внимательных и плотных:

Забылся, где гуляешь, падаль?

Скользи вдоль бортика, по кромке,

Плюгавый пасынок культуры,

И Фетом ссы не больно громко,

А то оближешь арматуру.

Тебя тут вытерпят, но если

Нечаянно добавишь звука,

Любой, любой укажет место

Твоё на этом пире, сука.

…Горят игривые рекламы,

Манят красивые витрины,

И он уходит – вечно правый

И мной уже почти любимый.

Спешащих пешеходов лица

Неоновым синеют светом.

Догнать бы надо, извиниться —

За Сашку, за себя, за Фета.

По лесопарковой зоне бродя кругами,

Не удержусь и выдохну полной грудью —

Что, мол, скулишь-то, будет тебе другая!

Сердце в ответ насмешливо замигает:

Будет другая, а этой уже не будет.

Долго скрывала свою нелюбовь ко мне ты.

Вот дождались: титры ползут в финале

Мимо кафешки, где грызли шашлык дуэтом,

Мимо скамейки, где дожидались лета,

Мимо сугроба, где дурака валяли.

Ныне позорным дозором, один, неспешно

Тщусь обойти руины владений наших

И утешаюсь мыслью осточертевшей:

Будет другая, куда понежнее, нежность,

Будет другая, куда потеплее, тяжесть.

…Так ли когда-нибудь старичищей хворым

С жизнью прощаясь, подумаю неминуче:

«Что заскулил-то, другая поспеет скоро,

Как обещали пророки, куда покруче».

Но, потухающим оком окно пугая,

Где запоздавший снег скаты кровель студит,

К жизни прильну слезами, прижмусь губами,

Вспомнив: ну да, не замедлит прийти другая,

Только такой уже никогда не будет.

Мурашиная семья

На поляне земляничной

Обойдётся без меня,

Обойдя меня привычно.

Непрозрачная вода,

Нянька серой рыбьей стаи,

Не оставит и следа,

Надо мной себя смыкая.

Лёгкой стёжки колея,

Тёплых ливней колыханье —

Что они! Твоё дыханье

Обойдётся без меня.

Проплывают по рубашке

Тени белых облаков.