При всем разнообразии национальных моделей западный уголовный процесс является в настоящее время идеологически монолитным. Он построен на философии прав человека и фундаментальных демократических принципах: презумпции невиновности, праве на справедливый суд, обеспечении обвиняемому права на защиту, гарантиях прав личности при применении мер процессуального принуждения и др. Данные ценности считаются универсальными и не могут подвергаться сомнению национальным законодателем при конструировании уголовно-процессуальных норм и институтов. В этом смысле, каковы бы ни были исторические традиции и технические пристрастия носителей той или иной национальной уголовно-процессуальной культуры (английской, германской, французской и т.д.), любая уголовно-процессуальная система обязана сегодня обеспечивать идеологические ценности современного общества. Таким образом, одной из неуклонных тенденций развития западных моделей уголовного судопроизводства является их конвергенция (от лат. convergo – «сближаю») на уровне уголовно-процессуальной идеологии.

Данная тенденция начала проявляться еще с конца XVIII в., в эпоху Великой французской революции и разработки «отцами-основателями» Конституции США: французская Декларация прав человека и гражданина и американский Билль о правах включили многие уголовно-процессуальные принципы, которым в дальнейшем суждено было стать универсальными в мировом масштабе. Но окончательно современная уголовно-процессуальная идеология сформировалась после Второй мировой войны с принятием Всеобщей декларации прав человека 1948 г., Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г., Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 г. Ни одна западная уголовно-процессуальная система не может открыто игнорировать принципы, содержащиеся в этих и многих других международно-правовых актах. Даже в случаях, когда возникает реальная или мнимая потребность в определенном ограничении тех или иных фундаментальных уголовно-процессуальных гарантий (например, в ходе борьбы с терроризмом и прочими угрозами глобального порядка), то такое ограничение, во-первых, чаще всего происходит за пределами институциональных 212 и даже территориальных 213 границ классического национального уголовного процесса, а во-вторых, для всех западных уголовно-процессуальных моделей оно, как правило, является почти «синхронным», что еще более подчеркивает их идеологическую конвергенцию.

Поэтому нередко до сих пор ведущиеся споры о том, в какой стране уголовный процесс «лучше», «демократичнее» или «либеральнее» – в США, в Германии или во Франции, безнадежно устарели. Немецкие процессуалисты с достоинством называют свой процесс «инквизиционным», о чем можно прочитать в любом современном учебнике по уголовному процессу Германии. Их американские коллеги в неменьшей степени гордятся своей национальной моделью уголовного процесса, которую чаще всего называют «обвинительной» (accusatorial) 214 . Но в обоих случаях мы имеем дело с двумя западными моделями уголовного процесса, в одинаковой мере стремящимися к уважению прав личности и современных демократических ценностей, т.е. основанными на единых идеологических началах. Таким образом, противопоставление состязательного (обвинительного) и инквизиционного (розыскного), англосаксонского и континентального, американского и германского уголовных процессов давно уже является противопоставлением не идеологическим, а сугубо техническим.

На техническом (сугубо уголовно-процессуальном) уровне западные модели уголовного процесса по-прежнему разнообразны с точки зрения как общей структуры, так и конкретных институтов. Это показывает, что современные универсальные правовые принципы не требуют единого технического оформления – их надлежащая реализация может быть осуществлена в рамках разнообразных уголовно-процессуальных моделей, в том числе с учетом национальных традиций.

Не вдаваясь в детали, в техническом уголовно-процессуальном плане первостепенное значение по-прежнему сохраняет разграничение англосаксонской и континентальной уголовно-процессуальных моделей. Наиболее влиятельными представителями первой выступают США и Великобритания (прежде всего Англия и Уэльс 215 ), второй – Франция и Германия. При этом, если исходить из максимально допустимой степени обобщения, то англосаксонская и континентальная модели отличаются между собой в двух основных аспектах: 1) с точки зрения организации доказывания и отношения к так называемому принципу «материальной истины»; 2) с точки зрения механизма разграничения полицейской, прокурорской и судебной функций, в частности понимания юридической природы предварительного следствия и роли в уголовном процессе прокурора. В то же время уточним, что необходимость «уголовно-процессуального разделения властей», т.е. разграничения функций полиции, прокурора и суда, сама по себе не вызывает сомнений ни в одной западной уголовно-процессуальной системе. Вопрос, связанный с разграничением англосаксонской и континентальной моделей, заключается только в том, как эти функции разграничены и на кого возложены.

Уголовный процесс США и Англии технически отрицает наличие единого центра процессуальной власти, в руках которого была бы сконцентрирована вся полнота полномочий по совершению уголовно-процессуальных действий и принятию уголовно-процессуальных решений и который осуществлял бы доказывание с целью полного, всестороннего и объективного установления всех обстоятельств дела. При таком подходе ни английскому, ни американскому уголовному процессу не известны такие категории, как «уголовное дело», «производство по уголовному делу», «лицо, ведущее производство по уголовному делу» и т.д. Каждая из сторон (обвинение и защита) осуществляет здесь свое собственное доказывание, собирая «досье» для дальнейшего представления в суд. Процедура досудебного собирания доказательств максимально похожа на собирание доказательств истцом и ответчиком в гражданском процессе. Именно в этом смысле принято говорить, что англо-американский уголовный процесс отрицает принцип «материальной истины», что, конечно, не означает, что полицию, суд или даже защиту не интересуют фактические обстоятельства происшедшего. Просто здесь нет лица, которое было бы обязано установить эти обстоятельства волею закона (ex officio) и собрать в рамках единого уголовного дела. В то же время наличие принципа «двух досье» приводит к появлению особых доказательственных процедур, обязывающих стороны раскрывать друг другу доказательства, в том числе в случаях, когда такие доказательства невыгодны той стороне, которой они стали известны. Такого рода механизмы смягчают отсутствие принципа материальной (объективной) истины и позволяют достаточно точно устанавливать фактические обстоятельства дела. В досудебных стадиях обвинение представлено полицией, которая передает материалы, если считает уголовное преследование целесообразным, представителям Атторнейской службы в США и Королевской службы уголовного преследования в Англии. Последние, являясь аналогом прокуратуры, тем не менее не осуществляют надзор за уголовно-процессуальной деятельностью полиции. Они лишь представляют обвинение в суде. Потерпевший не является в США и Англии самостоятельной процессуальной фигурой – он привлекается к делу лишь в качестве свидетеля.

Если продолжить анализ уже в аспекте организации расследования, то ясно, что в США и Англии оно имеет полицейскую природу. В силу этого сотрудники полиции вправе самостоятельно совершать лишь те следственные действия, которые не ограничивают конституционные права граждан. В противном случае им необходимо обратиться в суд и получить соответствующее разрешение на обыск в жилище, прослушивание телефонных переговоров и т.д., для чего требуется выдвинуть предварительное обвинение. Кроме того, полиция не вправе применять меры процессуального принуждения, кроме кратковременного полицейского задержания. Для применения любой меры пресечения также требуется обратиться в суд. В результате расследование представляет собой обвинительную полицейскую деятельность с развитой системой судебного контроля, но без прокурорского надзора. Защита осуществляет свое «расследование», причем за собственный счет, в силу чего на практике оно имеет место далеко не всегда. Попадание материалов обвинения к прокурору означает, что с точки зрения полиции деяние заслуживает наказания. Но прокурор самостоятельно решает, поддерживать ему обвинение или нет, причем без малейших консультаций с потерпевшим. Если он приходит к выводу, что уголовное преследование перспективно и необходимо, то выдвигает обвинение перед судом.

Судебное разбирательство в США сегодня имеет место примерно по 3% уголовных дел (в Англии – чаще). В остальных случаях обвинение и защита заключают «сделку»: обвиняемый признает свою вину, а прокурор «снимает», например, часть обвинения или переквалифицирует его на менее тяжкое. В такой ситуации признание вины означает своеобразное «признание иска» – суд сразу определяет меру наказания, даже не ознакомившись с доказательствами, поскольку он не обязан устанавливать «истину», а является лишь «арбитром в споре» (нет спора – нет процесса). Но в тех случаях, когда судебное разбирательство все-таки проводится, то оно чаще всего является непрофессиональным. Дело рассматривается присяжными заседателями, которые выносят вердикт о «виновности» или «невиновности» подсудимого. Англосаксонский уголовный процесс крайне негативно относится к профессиональному составу суда и к определению вины лица профессиональными судьями. Профессиональный судья лишь председательствует в суде присяжных и иногда рассматривает мелкие уголовные дела (например, профессиональные магистраты в Лондоне). Роль профессионального судьи в уголовном процессе Англии и США – это не столько рассмотрение уголовных дел по существу, сколько защита индивидуальных прав граждан от возможных злоупотреблений со стороны полиции в ходе досудебного собирания доказательств и контроль за соблюдением надлежащей правовой процедуры.