– Нет. – Ниа пожала плечами. — Постоянно что-то плохо, думаю, ты мог бы и привыкнуть.

– Говорят, что в ячейке на Северном вокзале, в секторе Договора, кто-то закрыл золотого кота.

— Ух ты, — удивилась Ниа, – кто-то явно уверенный в себе. Золотые коты очень… дороги.

– Сложно представить, насколько, -- поддержал ее не таким удивленным тоном Ясмень-сокол. – Говорят, дом Нокто даже нанял воров, чтобы заполучить зверушку.

– Зря, наверное.

– Полагаю, что так. Воров собирали веником и совком, рассыпались по всему сектору, даже до пассажиров добрались.

– Вот-вот, – посетовала Ниа, – кто-то явно уверенный в себе, этот загадочный хозяин котенка.

– Кота. – Ясмень-сокол улыбнулся.

– А я что сказала?

– Неважно. Амбози всегда хорошо платит, мне нравится работать со старым негодяем.

– Поэтому темные дела нужно проворачивать на рынке, там же закупаясь оружием?

Ясмень-сокол чуть не подавился смехом.

– Там-то как раз и нужно. Кому ты там нужна будешь, за тобой следить? Там каждой твари по паре, а у них, у людей, какой-то чемпионат чего-то там.

– И?

– Ваших темнокожих, от каждой страны штуки по двое приехало, спортсменов поддерживать, колдуют, дымом окуривают, всем все равно, Африка-с, нравы такие. И угадай, где они сегодня будут, как не на рынке в Белом городе?

Ниа не ответила, тут даже немо плачущему Энди все ясно: местному жителю точно понятнее – где. А ему, значит, предстоит еще увидеть много странного и пугающего, неожиданно свалившегося на его бедную голову.

– Ниа… – Ясмень-сокол выдержал паузу. – Когда смогу получить аванс?

– Когда смогу оценить предложенный тобой товар, – брухо посмотрела на готовящуюся к поездке таратайку, – думаю, с тобой сразу свяжутся. Тогда назову место и время. Я не собираюсь обманывать тебя, не переживай. Магистр Амбози ценит твою помощь, и считает плату приемлемой. Ты торопишься, заканчивается действие предыдущего амулета?

Ясмень-сокол смотрел на нее очень спокойно, но даже Энди, заключенному внутри собственного тела вдруг стало ясно одно: человек в деловом костюме, живущий под землей и творящий темные дела руками наемников не из числа людей, нервничает. Так сильно, что готов прямо здесь, на месте переговоров, вцепиться в глотку молоденькой девчонке с кожей цвета кофе с молоком, наплевав на договоренности и уважение к неизвестному магистру Амбози.

Потому что ему очень важно заполучить в свои руки аванс, важно так, что от этого зависит его жизнь.

– Я так и думала, – брухо улыбнулась, – не переживай. Он будет твоим. Можно вопрос?

Это прозвучало с уважением, наверняка должным сгладить возникшую напряженность, разливающуюся в воздухе колючими уколами электричества.

– Да.

– Ты не жалеешь о оставленной обычной жизни, и о том, что можешь переходить из века в век только благодаря магам? Ты же зависишь от умений и силы, непонятной тебе. Я еще не сталкивалась с такими, как ты, прости, если чем обидела в вопросе.

Ясмень-сокол помедлил, заметно успокаиваясь, отпуская густую темную злобу, кипящую в глазах. Энди, стоявший столбом, присмотрелся к нему, услышав последний слова хозяйки Ниа.

Из века в век? Непохоже, самый обычный клерк, только много зарабатывающий… наверное. Энди мог только шевелить глазами, всматриваясь и пытаясь найти что-то необычное, и он старался. И…

Ясмень-сокол не снимал перчатку с левой руки. Черная кожа скрывала что-то, но, когда чуть задрался рукав сорочки, в глаза бросились вьющиеся толстые и очень старые шрамы, белые от времени, но не прошедшие. Волосы, чуть слева от лба, росли немного неровно, закрывая еще один, кривой, так и просящийся на язык словом «сабельный», уходящий куда-то к макушке. А на лацкане строгого и хорошо сидящего пиджака только сейчас заприметил значок. Крохотную золотую фигурку пикирующей хищной птицы, с алой точечкой глаза. Почему-то сразу становилось ясным очевидное: она сделана очень, очень-очень, давно. И плотно прилегает к шерсти костюма из-за желания хозяина не отпускать хотя бы какой-то остаток себя прошлого.

– Не жалею, брухо. Ты молода, я вижу, и смотришь на мир другими глазами. Тебе доступно то, о чем мечтает каждый человек на земле. Почти бессмертие, если только не случится чего-то странного или ты сама не захочешь уйти, устав от бесконечной жизни. А я… а я был простым человеком с незамысловатыми мыслями. Ограбить купцов в лесу, освободить товарища из застенка, лихо повеселиться, прокутить весь навар, красиво одеться и пройтись по ярмарке, разбрасывая милостыню и покупая лоток с пряниками мальчишкам-оборванцам, просто так, из куража и чтобы люди вслед шептались… вон он, Ясмень-сокол, лихой молодец, что кистенем муху на лету сшибает. Но жить мне хотелось еще больше. И когда узнал, чего это будет стоить, не задумывался.

Брухо кивнула в ответ.

– Наверное, да. Еще раз извини, хозяин, ты прав, я молода. С тобой свяжутся.

– А ты не жалеешь об убитом вурдалаке?

– О ком?

Ясмень-сокол усмехнулся:

– Ты убила одну из Ночных охотников. Она не относилась к московскому клану, но была все же их крови. Они не прощают.

– Я защищалась. И плевать мне на нее.

– Ну-ну.

И потом Энди только и оставалось, что усесться в металлический, крытый изнутри тисненой кожей шарабан, готовый катить по узкоколейке, и смотреть вокруг.