– На сегодня достаточно! – Крис на этот раз не стал возражать. Робин поставил бутылку под дерево. – Если хочешь, давай поговорим. Для начала о Вильямсе. – Он посмотрел Крису прямо в глаза и спросил. – Ты ввел старику лекарство, от которого тот склеил ласты? Скажи, тебя об этом попросила его дочь?

Крис принялся растирать все еще ноющую челюсть. С ответом он, явно, не спешил.

– Молчишь?! – Робин криво усмехнулся. – Да уж, тебе нечем крыть. – Робин поднял вверх наполовину наполненный бокал. – За старика Вильямса, да упокоит Господь его мятежную душу.

На Криса нашло что-то вроде ступора, – нечто среднее между пьяным отупением и вполне осознаваемым ужасом внезапного разоблачения.

– Вильямс был совершенно безнадежен, – вяло промямлил он в конце концов.

Робин опять усмехнулся.

– А помнишь старушку – француженку, по фамилии Шарадон, кажется? Она обитает в доме из розового туфа, недалеко от школы. Два года назад она ослепла, и прогноз врачей также был безнадежен. Я вчера видел ее, она читает без очков. Она боролась: выискала в Интернете специальные программы, ей даже какие-то травы из русской Сибири присылали, помнишь, Рита рассказывала…

– К сожалению, диагноз Вильямса был однозначен, – упрямо повторил Крис. – Я просто избавил его от ненужных страданий.

– А ты кто, Господь Бог, чтобы решать, что Вильямс уже достаточно настрадался? – Робин внимательно посмотрел на Криса. – И как ты себя чувствуешь в его обличии?

Крис не выдержал. Он вдруг начал кричать, размахивая руками.

– Эвтаназия разрешена законодательством штата, есть письменное прошение дочери Вильямса! Я не занимаюсь ничем противозаконным!… Я врач и не имею морального права отказывать в помощи, когда меня об этом просят!…

– Ты подобрал себе замечательную компанию, – не обращая внимания на его слова, продолжил Робин. – Этого поляка Гершевича выгнали из психбольницы за то, что он проводил над своими больными опыты.

Конец ознакомительного фрагмента.