В "Грозе" соединились и получили новую жизнь многие важнейшие мотивы творчества драматурга. Противопоставив "горячее сердце" - молодую, отважную и бескомпромиссную в своих требованиях героиню - "косности и онемелости" старшего поколения, писатель шел по пути, началом которого были его ранние очерки и на котором он и после "Грозы" находил новые, бесконечно богатые источники захватывающего, жгучего драматизма и "крупного" комизма. В качестве защитников двух основных принципов (принципа развития и принципа косности) Островский вывел героев разного склада характера. Нередко считают, что "рационализм", рассудочность Кабанихи противопоставлены стихийности, эмоциональности Катерины. Но рядом с рассудительной "охранительницей" Марфой Кабановой Островский поставил ее единомышленника - "безобразного" в своей эмоциональной неуемности Савела Дикого, а выраженную в эмоциональном порыве устремленность в неизведанное, жажду счастья Катерины "дополнил" жаждой познания, мудрым рационализмом Кулигина.

"Спор" Катерины и Кабанихи аккомпанируется спором Кулигина и Дикого, драма рабского положения чувства в мире расчета (постоянная тема Островского - начиная с "Бедной невесты" вплоть до "Бесприданницы" и последней пьесы драматурга "Не от мира сего") здесь сопровождается изображением трагедии ума в "темнм царстве" (тема пьес "Доходное место", "Правда хорошо, а счастье - лучше" и других), трагедия поругания красоты и поэзия - трагедией порабощения науки дикими "меценатами" (ср. "В чужом пиру похмелье").

Вместе с тем "Гроза" была совершенно новым явлением в русской драматургии, невиданной до того народной драмой, привлекшей к себе внимание общества, выразившей современное его состояние, встревожившей его мыслями о будущем. Именно поэтому Добролюбов посвятил ей специальную большую статью "Луч света в темном царстве".

Неясность дальнейших судеб новых устремлений и современных творческих сил народа, так же как трагическая судьба героини, не понятой и ушедшей из жизни, не снимают оптимистического тона драмы, пронизанной поэзией свободолюбия, воспевающей сильный и цельный характер, ценность непосредственного чувства. Эмоциональное воздействие пьесы был направлено не на осуждение Катерины и не на возбуждение жалости к ней, а на поэтическое возвеличение ее порыва, оправдание его, возведение его в ранг подвига трагической героини. Показывая современную жизнь как распутье, Островский верил в будущее народа, но не мог и не хотел упрощать проблем, стоявших перед его современниками. Он будил мысль, чувство, совесть зрителей, а не усыплял их готовыми простыми решениями.

Драматургия его, вызывая сильный и непосредственный отклик у зрителя, делала подчас не очень развитых и образованных людей, сидящих в зале, участниками коллективного переживания общественных коллизий, общего смеха над социальным пороком, общего гнева и порожденного этими эмоциями размышления. В Застольном слове, сказанном во время торжеств по случаю открытия памятника Пушкину в 1880 г., Островский утверждал: "Первая заслуга великого поэта в том, что через него умнеет все, что может поумнеть. Кроме наслаждения, кроме форм для выражения мыслей и чувств, поэт дает и самые формулы мыслей и чувств. Богатые результаты совершеннейшей умственной лаборатории делаются общим достоянием. Высшая творческая натура влечет и подравнивает к себе всех" (13, 164).

С Островским русский зритель плакал и смеялся, но главное - думал и надеялся. Пьесы его любили и понимали люди разной образованности и подготовленности, Островский служил как бы посредником между великой реалистической литературой России и массовыми ее аудиториями. Видя, как воспринимаются пьесы Островского, писатели могли делать выводы о настроениях и способностях своего читателя.

Упоминания о воздействии пьес Островского на простой народ есть у ряда авторов. Тургенев, Толстой, Гончаров писали Островскому о народности его театра; Лесков, Решетников, Чехов включили в свои произведения суждения мастеровых, рабочих о пьесах Островского, о спектаклях по его пьесам ("Где лучше?" Решетникова, "Расточитель" Лескова, "Моя жизнь" Чехова). Помимо этого драмы и комедии Островского, относительно небольшие, лаконичные, по монументальные по своей проблематике, всегда непосредственно связанной с основным вопросом об историческом пути России, о национальных традициях развития страны и ее будущем, явились художественным горнилом, выковавшим поэтические средства, которые оказались важными для развития повествовательных жанров. Выдающиеся русские художники слова внимательно следили за творчеством драматурга, нередко споря с ним, но чаще учась у него и восхищаясь его мастерством. Прочтя за границей пьесу Островского, Тургенев писал: "А "Воевода" Островского меня привел в умиление. Эдаким славным, вкусным, чистым русским языком никто не писал до него! <...> Какая местами пахучая, как наша русская роща летом, поэзия! <...> Ах, мастер, мастер этот бородач! Ему и книги в руки <...> Сильно он расшевелил во мне литературную жилу!". [13]

– ---------------------------------------------------------------------

[1] Гончаров И. А. Собр. соч. в 8-ми т., т. 8. М., 1955, с. 491-492.

[2] Островский А. Н. Полн. собр. соч., т. 12. М, 1952, с. 71 и 123. (Ниже ссылки в тексте даются по этому изданию).

[3] Гоголь Н. В. Полн. собр. соч., т. 5. М., 1949, с. 169.

[4] Там же, с. 146.

[5] См.: Емельянов Б. Островский и Добролюбов.
– В кн.: А. Н. Островский. Статьи и материалы. М., 1962, с. 68-115.

[6] Об идейных позициях отдельных членов кружка "молодой редакции" "Москвитянина" и их взаимоотношениях с Погодиным см.: Венгеров С. А. Молодая редакция "Москвитянина". Из истории русской журналистики.
– Вест. Европы, 1886, № 2, с. 581-612; Бочкарев В. А. К истории молодей редакции "Москвитянина".
– Учен. зап. Куйбышев. пед. ин-та, 1942, вып. 6, с. 180-191; Дементьев А. Г. Очерки по истории русской журналистики 1840-1850 гг. М.-Л., 1951, с. 221-240; Егоров Б. Ф. 1) Очерки по истории русской литературной критики середины XIX в. Л., 1973, с. 27-35; 2) А. Н. Островский и "молодая редакция" "Москвитянина".
– В кн.: А Н. Островский и русская литератора. Кострома, 1974, с. 21-27; Лакшин В. А. Н. Островский. М., 1976, с. 132-179.

[7] Бахтин М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1965, с. 272.

[8] "Домострой" сложился как свод правил, регламентировавших обязанности русского человека в отношении религии, церкви, светской власти и семьи в первой половине XVI в, позже был переработан и отчасти дополнен Сильвестром. А. С. Орлов констатировал, что уклад жизни, возведенный "Домостроем" в норму, "дожил до замоскворецкой эпопеи А. Н. Островского" (Орлов А. С. Древняя русская литература XI-XVI вв. М.-Л., 1937, с. 347).