— Согласен, — хмыкнул мэтр. — Но Хэйл его любит и, скорее, сам на себе будет его возить, чем бросит.

Мы ехали по улицам Мэлкарса, а рядом параллельным курсом двигался мэтр Хэйл верхом на пароцикле. Вид у тролля был устрашающий и комичный одновременно. На голове металлическая каска, огромные очки-бинокли закрывают глаза, а полы пальто, подобно плащу, развеваются за спиной. В зубах неизменная сигара, дым которой делал Хэйла схожим с паровозом. Нещадно дымящий выхлоп пароцикла усиливал это сходство. Транспортное средство дребезжало, булькало, хлопало и стреляло попеременно, заставляя пешеходов шарахаться от него на тротуарах, а постовых испуганно вжимать головы в плечи.

— Рядом с вами всегда буду или я, или Хэйл, — все так же глядя на дорогу, заявил мэтр. — Одна вы быть не должны. Если будет хоть подозрение на приступ или даже ощущение дежа-вю, говорите мне.

— Думаете, там мы получим ответы на вопросы?

— Не уверен, — пожал плечами мэтр. — Но что нам остается?

Я кивнула и снова глянула в окно. Зима продолжила захват мира в свое владение. Она воздвигала крепости из белых сугробов, проводила обстрелы мирных жителей снежными хлопьями. Вероломно набрасывалась порывами холодных ветров. Мэлкарс стал подобием сказочной картинки, по улицам тянулись лабиринты расчищенных от снега улиц, деревья плотно укутались в белые «шубки», постовые торчали на своих постаментах, как флагштоки, воткнутые в сугроб. Конные повозки месили снег на дорогах в компании пароэкипажей. Дети играли в снежки, голуби грелись у дымоходных труб. Витрины магазинов уже стали украшать яркими гирляндами и снежинками, вырезанными из салфеток. Город готовился к празднику, и его дух уже явно ощущался в пропахшем корицей и дымом воздухе.

Академия живописи стыдливо показалась из зарослей старых ив. Скрипнула калитка, пропуская нас в царство искусства. Странные статуи во дворике, замысловатые скамейки с вычурной резьбой. Я смотрела вокруг с восхищением, Легран со скукой, Хэйл пытался заставить своего стального коня стоять прямо и не уезжать без него по склону. «Конь» увещевания игнорировал, как, впрочем, и нецензурную брань, и жалобные уговоры. Пароцикл норовил умчаться прочь с холма, стоило Хэйлу отойти от него хоть на шаг.

— Видимо, опять «ручник» заклинило, — вздохнул тролль.

В итоге, Хэйл остался стеречь свой «экипаж» от побега. Мы с мэтром-директором ступили на порог мира, где правили музы.

Ароматы красок и свежей глины, наброски в рамках, развешанные по стенам, огромная голова какой-то мифической жути, высеченная из камня и украшающая стену. Веселый смех студентов, которые сидели не там, где было положено, а там, где им хотелось. Кто на подоконнике, кто на полу. Легран сопел, живущий в нем педант уже рвал и метал, мысленно прикидывая наказание за такое нарушение дисциплины. Мне же здесь нравилось. А потом среди студентов в растянутых свитерах я заметила точеную фигурку в летящих одеждах. Одна, другая. Это были девушки, прекрасные, неземные, удивительные. Они смеялись, плавно блуждая по коридорам, подходили то к одному, то к другому живописцу.

— Кто это? — завороженно следя за ними, шепнула я.

— Музы, — со вздохом произнес Легран.

Теперь мне ясно, откуда у художников берутся образы для картин и отчего женщины на них столь прекрасны. Тонкие, как ивовый прутик, гибкие, одетые в нежнейший шелк, сквозь который видны изгибы тела. Белая кожа, тонкие черты, волны волос, струящиеся по плечам, украшены цветами и крохотными искорками, похожими на звезды.

— Они прекрасны! — слетело восторженное с моих губ.

— А еще взбалмошные и капризные, — вздохнул Легран.

— Мэтр всегда был к нам строг, — раздался воркующий голос за нашими спинами.

Обернувшись, я увидела еще одну музу, задумчиво стоящую у колонны. Волосы у нее были цвета морской волны, с вплетенными в них цветами вереска. Огромные серые глаза смотрели лукаво и с интересом.

— К тебе, Сеная, — оборачиваясь, произнес Легран. — И только потому, что из-за твоих капризов спилось три поэта.

— Ах, мэтр, — плавно подбираясь к Леграну, выдохнула муза. — Творческий люд такой ранимый, слабый. Мужчины ищут забвения в вине. Я даю вдохновение, полет фантазии, но не в моих силах дать творцу славу, признание. Мое дело вдохновлять. А они ждали моментальной славы.

Говоря, сие эфемерное создание вплотную приблизилось к Леграну, скользя полупрозрачной ладошкой по его плечу. Моя симпатия к этим существам медленно таяла на костре гнева. Он медленно поднимал голову, заставляя фантазию в красках рисовать убийство музы. Желательно с максимальным вредом для внешности нахалки. Меня бесил ее вкрадчивый голос, ее томный взгляд, устремленный на мэтра, то, как близко она стояла к Леграну, касаясь его своим едва прикрытым легкой тканью телом. Но больше меня бесила реакция мэтра, то, как спокойно он реагировал на близость музы, то, как искривились его губы в усмешке, стоило той глянуть мэтру в глаза. Он не попытался отойти, убрать ее руку с плеча.

— Но он питал тебя своей энергией, его страсти давали тебе силу жить. В конце концов, он создал тебя. А ты дразнила его, мотала ему нервы, — подавшись к музе, шепнул мэтр. — А потом бросила.

— Ах, — продолжала кокетничать муза. — Я была так молода. Это было давно, тогда вы были охотником, я только начинала свой путь в мире искусства. Теперь же я изменилась.

— Надеюсь, — отозвалось мое до отвращения ласковое начальство.

— Ах, — муза преданно заглянула Леграну в глаза. — Мэтр, вы уже давно не охотник. К чему эта строгость? Будь вы творцом, я бы была вашей верной музой и дарила столько вдохновения, сколько бы вы пожелали. И никогда не оставила бы вас.