— Изобразить его сможешь? — задумчиво уточнил мэтр у музы.

Карри кивнула и оглянулась на студентов. Стайка муз тоже оживилась, они наперебой что-то советовали. Я так и не поняла смысла всей этой суеты. Но потом все куда-то двинулись. Ну и меня «двинули» вместе с собой. Наша делегация гордо курсировала по коридорам, мимо замысловатых статуй на постаментах, мимо карандашных набросков, развешанных на стенах. Все вокруг было пропитано аурой свободы, творчества. Здесь хотелось рвать оковы обыденности, искать новое видение мира, хотелось творить. Полет моих рассуждений прервался, так как мы всем дружным отрядом замерли возле какого-то взъерошенного юноши.

— Ага, — пискнул кто-то из муз. — Он по портрету лучший на курсе.

Карри вздохнула и подошла к парню. Юноша задумчиво изучал пейзаж за окном и о нашем присутствии даже не догадывался. Честно, меня озноб прошиб от мысли о том, что происходило вокруг меня ранее. А я об этом даже не знала. А ведь есть личное пространство! О небо, даже знать не хочу, кто был рядом, когда я мылась в душе. Не буду об этом думать. Карри коснулась плеча юноши. Присела рядом с ним на резную скамью, обняла за плечи. Потом ее полупрозрачная ладонь легла художнику на глаза.

— Что она делает? — шепнула я, подергав Леграна за рукав пальто.

— Посылает мысль-образ, — охотно пояснили мне, склонившись к моему уху. — Порой именно так рождаются идеи художников. Иногда музы шалят, посылая художникам образы фантастических существ. Отсюда и картинки в книгах, и фрески, и гобелены, с изображением русалок и единорогов.

— А я думала, авторы и вправду видели этих существ, — удивилась я.

— Не вы одна, — хохотнули у меня над ухом. — Этим музы и прикрывают свои проказы.

А художник тем временем остервенело калякал на куске бумаги, рваными штрихами делая набросок. Штрихи становились гуще, обозначился овал лица, шапка лохматых кудрей на голове. Огромные глаза, ошалевший, слегка безумный взгляд, лицо с впалыми щеками. Еще пару взмахов карандашом — и художник с интересом изучил свое творение.

— Ерунда, какая-то, — шепнул парень. — Думал об одном, в голову другое влезло. Вечно так…

И смяв рисунок, отшвырнул его в другой конец скамьи. Муза довольно улыбнулась и отошла от задумчивого творца. Мэтр-директор рисунок подобрал, разгладил, аккуратно сложил и сунул во внутренний карман пальто.

— Это все, чем я могу помочь, — вздохнула Карри. — Я давно не слышу зова Ребекки. Боюсь, поиски приведут вас к ее трупу.

— Мы в этом тоже не сомневаемся, — угрюмо отозвался Легран. — Но нами движет желание узнать, как именно она стала этим самым трупом. Она с кем-то дружила в академии?

Нам назвали несколько имен. Даже объекты для допроса указали. Так мы и курсировали по коридорам академии, уже видимые для студентов. Увы, все ответы сводились к одному — Ребекка Ричардс дружила с холстами и красками. Мало общалась со сверстниками, вечно витала в облаках, и сказать о ней что-либо допрашиваемые затруднялись.

— Вам здесь мало кто про Ребекку расскажет, — сообщила нам девица в цветастой блузке, раскуривая сигарету в мундштуке. — Она ни с кем не общалась.

Мы с мэтром уже двигались к выходу из академии, окруженные нашим призрачным эскортом. Который, к слову, бесил меня с каждым шагом все больше. Только Карри радовала. Нежная, тихая, воздушная. Слова девушки застали нас врасплох. Заговорившая девица сидела на подоконнике, пуская колечки дыма в приоткрытое окно. Явная представительница прогрессивной молодежи. Волосы острижены коротко, полное отсутствие корсета под одеждой, на губах помада ядовито-розового оттенка, бесчисленное множество браслетов на тонких запястьях.

— А вы были с ней знакомы? — Я вырвалась из шифоново-шелковой толпы с такой прытью, что едва не затоптала Леграна.

— Так. На композицию вместе ходили, — пожала плечами девица, раскачивая ногой, свесившейся с подоконника. — А вы кто?

— Родственники. — Легран снова встал за моей спиной. — Бекки наша племянница. Она пропала, и мы помогаем вести поиски.

При этих словах мэтр по-свойски положил руку мне на плечо. Музы за нами принялись шептаться, я начинала злиться. Бесил то ли жест мэтра, то ли реакция на него со стороны моей нервной системы. Сердце подпрыгнуло, потом замерло, потом принялось нервно перекачивать кровь, и эти перебои в подаче «топлива» явно сказались на моем мыслительном процессе. Голова стала пустой-пустой, и шум в ушах очень напоминал свист сквозняка в пустых коридорах сознания. Это-то и бесило.

— Она девчонка хорошая, — смерив нас ленивым взглядом, заговорила художница. — Но странная на всю голову.

— В чем это проявлялось? — Осторожно выпутываясь из захвата мэтра, я шагнула ближе к собеседнице.

— В чем? — Девица опять затянулась терпким дымом и задумчиво прикрыла глаза. — Вела себя странно. Картины странные рисовала. А бывало, уставится в пустоту, будто видит кого-то. Но это уже после летней практики твориться начало.

— Практики?

— Ага: — беззаботно продолжила девица, пуская струю дыма изо рта. — Ребекка с археологами из исторического сдружилась. Они там в музее нашлись, потом с собой на юг в экспедицию позвали, — с явной завистью в голосе продолжила девица. — А осенью она совсем стукнутая вернулась. Хотя это же какие куриные мозги нужно иметь, чтобы с двумя парнями невесть куда уехать.