— Доиграешься, мелкая, доболтаешься, — тихо предупреждает. — Укатаю, соблазню, не спасешься, — обжигает меня своими темно-изумрудными глазами. — Потом не плачь.

Ой, какие мы страшные! — так и подмывает хихикнуть. Кто еще кого замучает, — но вслух этого не произношу. Нечего ему знать мои похотливые мыслишки, а то, правда, докрякаюсь.

— Ты во сколько пришел? — перевожу тему, чтобы сильнее не накалять обстановку. Возвращаемся к еде: — Я просыпалась около трех — тебя не было, — не могу удержаться: если не спрошу, весь день буду мучиться. И пусть думает, что хочет. Да, я решила его контролировать. А что, нельзя?

— В четыре, — ноль смущения, только морщится. — Антон с Полиной решили мне весь мозг вынести — месть за трехдневное отсутствие. Я такое количество деловых бумажек, наверное, за всю жизнь не читал, сколько пришлось просмотреть за эту ночь. Они мне даже во сне грезились, — передергивается. Доедает яичницу, запивая кофе.

А я довольно улыбаюсь. Нет, мой котяра по бабам не шлялся, как порядочный трудоголик пахал в поте лица. Хороший мальчик! — так и хочется коварно напасть и расцеловать с ног до головы, но нельзя, пока в засаде.

— Все, поехали, подкину до офиса, а сам по делам, — поднимается, одергивает пиджак, снова ворчит на костюм. — Оставь тарелки, домработница придет, все помоет, — берет меня за ладошку, топаем обуваться.

Закрываем квартиру, на лифте спускаемся вниз. Как только выходим из дверей, подъезжает уже знакомая мне машинка — черный «мерседес». Без лишних слов забираюсь внутрь, здороваюсь с Артемом-непоколебимым, а у Грановского начинает ныть мобильник.

— Ну их, — отмахивается начальник, — потерпят еще полчаса, — притягивает меня к себе, приникает к губам.

Забываем все на свете в руках друг друга. Наслаждаемся опьяняющими ласками, умопомрачительными ощущениями. Оба теряем связь с реальностью.

— Кх-кх, — нервно покашливает шофер, а я только сейчас понимаю, что автомобиль больше не движется, а я сижу на коленях Грановского лицом к нему.

Юбка задрана вверх, к талии, кофты вообще нет, но лифчик на месте, что радует. У Самосваловича рубашка выкорчевана из штанов, наполовину расстегнута, а в меня через ткань упирается доказательство его желания.

— Ой! — издаю я испуганный вопль, одергиваю юбку вниз, смотрю в затуманенные зеленые глаза мужчины. Он тоже оживает, рукой пытается нащупать мою одежку и прикрыть ей обнаженную спину.

По-моему, это ненормально, — силюсь натянуть кофту, но ладони не слушаются, путаюсь. — У меня ветром крышу сносит, когда серый волк подкрадывается. — Слезаю с Грановского, от ощущения неловкости, что Артем стал свидетелем сцены, рассчитанной не для его глаз, не знаю, куда себя деть. Поправляю пальцами взъерошенные волосы, пытаюсь привести себя в опрятный вид.

Смотрю на Грановского, который быстро застегивает пуговицы на сорочке, заправляет ее в брюки. А мне так открыто улыбается, что не могу устоять, отвечаю взаимностью.

— Насть, — вертится по сторонам, — галстук мой где? — нагибается вперед, чтобы посмотреть под ногами. Я тоже подключаюсь к поиску, оглядываю салон.

— Вот, — неожиданно издает звук водитель, но к нам не поворачивается. Через плечо подает аксессуар, паркует машину, — а я на секунду зажмуриваюсь.

Это мы что, в состоянии помутнения рассудка в бедного шофера шмотками кидали? Кошмар! — покусывая нижнюю губу, силюсь удушить в себе смех. Вижу, что Грановский тоже давится.

— Ладно, я пошла, — чтобы как-то избавиться от неловкости, дергаю ручку дверцы, но котяра меня останавливает. К себе подтаскивает, смачно чмокает в губы.

— Я позвоню, а вечером тебя заберу. И веди себя в офисе прилично, поняла? — слегка нажимает указательным пальцем на кончик моего носа. — Ты больше не свободна. Моя мышка! — тянет довольно. Отпускает, позволяя мне выпорхнуть из автомобиля.

А я не могу справиться с улыбкой: от его слов на душе рождается неподдельное чувство счастья.

Провожаю взглядом автомобиль, который выруливает с подземной парковки. Облизываю припухшие от сладких поцелуев губы, улыбаюсь этому миру. Душа блаженно поет, потому что одним ловким взмахом волшебной кисти талантливый художник преобразил для меня всю вселенную, разукрасил невероятными красками. И теперь она стала по-настоящему яркой, многогранной, невероятно привлекательной.

Достаю из сумочки зеркальце и, пока жду лифт, чтобы подняться на свой этаж, смахиваю местами осыпавшуюся тушь, поправляю перевернувшуюся юбку — маскирую следы тайной связи с боссом.