Шрифт:
Здесь было темно. И я не мог различить, есть ли на ее лице тень или нет. В глубине души я уже поверил в то, что она стала прежней, и ликовал.
– А можете включить свет?
– Зачем?
– Ну на секунду. Пожалуйста.
Угрюмая продавщица постояла несколько мгновений, затем пожала плечами и щелкнула выключателем. Загорелись лампы. Тени разбежались прочь. Все, кроме одной.
– Блин...
– Все?
– Да, спасибо.
Внутри все оборвалось. Я так надеялся... Впрочем, никто не заставлял меня принимать эту версию за истину. РАВНО КАК И НИКТО НЕ ЗАПРЕЩАЛ НАДЕЯТЬСЯ НА ЛУЧШЕЕ.
Вздохнул.
– Можно мне лимонад?
Продавщица кивнула на холодильник за моей спиной.
– Бери.
Я схватил баночку и протянул деньги. Женщина взяла их с отрешенным видом. Я выпил газировку тремя большими глотками, словно хотел потушить боль досады. Желудок и голову пронзило отрезвляюще ломким холодом. Мне нужна была минута, чтобы подождать, когда ледяной напиток уляжется в животе. Но продавщица расценила иначе.
– Да ставь.
Я посмотрел на нее. Пустые глаза. Будто нарисованные.
– Что? Не расслышал.
Так могут смотреть только незрячие.
– Ставь. Или бросай. Как хочешь.
Или те, кто уставился, но ничего не замечает.
– Вы о чем?
Продавщица коротким кивком указала на банку в моей руке.
– А...
– меня внезапно затошнило.
– Так на улице же урна.
– Смотри сам.
На этом разговор закончился. Продавщица стояла, опустив руки, и напоминала выключенного робота. ВИНТИКА.
– Всего доброго, - сказал я и поспешил выйти.
А на пороге столкнулся с Людмилой Сергеевной.
– Ой, здравствуйте!
Тетя Лены улыбнулась.
– Здравствуй, Саш. А я за какао вот. Кончилось.
Я вспомнил, что забыл зайти к ней на чаепитие. Как она говорила - "графские развалины"? Ох, как же так...
– Видать, совсем заболтались с Мишкой, да?
– добродушно сказала Людмила Сергеевна, ничуть не показывая обиды.
ЕСЛИ БЫ.
– Как-то да... Вы уж простите, пожалуйста.
– Да ничего, Саш. Я же понимаю все - друзья, разговоры... Сами такими были.
– А скажите, можно сегодня прийти?
– Конечно! Буду только рада!
– Тогда до встречи!
Обрадованный, я припустил бегом. За что я любил Людмилу Сергеевну, так это за чувство такта. В любой ситуации, даже когда она складывалась не в твою пользу, Людмила Сергеевна обязательно помогала и находила выход, чтобы ты не чувствовал себя виноватым.
Тина дома не оказалось. Зато во дворе появилось кое-что новое - блестящий на солнце каркас из оцинкованного металла. Высотой под два метра, узкий, немного нескладный, как будто дядя Володя делал его по своему образу и подобию. Голова у будущего робота отсутствовала. Неживое создание стояло и ждало, бездушно и абсолютно нейтрально.
Ну точно продавщица из магазина.
В гараже стучали молотком. Вовнутрь тянулись несколько проводов, словно змеи-шпионы. Дверь была приоткрыта. Я нарочито громко чихнул. Звуки прекратились, а спустя мгновение в проеме показался дядя Володя - взрослая версия Тина, разве что на лице недельная щетина да в красных глазах застывшее озеро смертной тоски, появившееся со дня смерти супруги.
И несмотря на это, папа Миши улыбнулся мне. По-настоящему, чтобы морщинки вокруг глаз. Его одежду прикрывал толстый фартук. Мы поздоровались. Дядя Володя протянул мне руку. Я любил здороваться с ним - рукопожатие у него было крепкое, мощное, и я старался сжать его ладонь так же крепко. Это было чем-то вроде обмена уважением. Нельзя показать, что я уважаю папу Миши меньше, чем он меня.
– Ну ты даешь, Санек!
– захохотал дядя Володя, потирая ладонь.
– Еще год, и ты мне руку сломаешь!
Я улыбнулся и пожал плечами.
– Мишка рассказывал, что вы робота готовите. Это ведь он?
– я указал на бросающий блики каркас.
– Он, родимый! Вот сейчас голову ему ваяю. Хочешь посмотреть?
– Я бы, дядь Володь, с удовольствием, но лучше увидеть сразу готовую работу, чтобы восхититься от и до!
Папа Миши понимающе кивнул. Его непокорная грива, усыпанная металлической стружкой и кусочками изоленты, подпрыгнула.
– Поверь, восхищения тебе не хватит так или иначе! Думаешь, зря я, что ли, такой чокнутый?