– Пап, – поддавшись общему настроению, жалобно вякнул Никанор. Лицо старшего кривилось, но он пока держался. – Ты только поскорее…

– Обязательно, – оторвавшись от среднего, притянул к себе двойняшек, уделяя каждому толику отцовского внимания. – Как уеду, делом займитесь: дрова на вечер натаскайте, за Белянками поухаживайте…

– Не переживай, – шмыгнув носом, совсем по-взрослому сказал Никанор, и Назар согласно кивнул. – Мы тут приглядим. И за Оланом тоже. Езжай за лекарством.

Я стиснул зубы, поднимаясь на ноги. Именно так я и объяснил детям: еду за лекарством для младшего. Октавия меня поддержала.

– Не забывай меня, – попросил тихо, протягивая руки к младенцу. Олан, которого свояченица укутала в два полушубка, только удивлённо оглядывался, впервые оказавшись на улице после памятного обряда. – Я – твой отец…

Младенец остановил на мне блуждающий взгляд и рассеянно улыбнулся, покрепче вцепившись в куртку Октавии.

– Езжай, – резко подогнала меня родственница, глядя мне за спину. – Не мытарь душу.

Вскочить в седло я не успел: обернувшись, едва не столкнулся с Фролом. Как кузнец успел добежать от своего дома до окраины, я не знал. Да и занят был – не услышал знакомых шагов за спиной…

– Не переживай, – хрипло проронил друг, глядя в землю. – Место старосты никому занять не позволю. Тебя дождёмся.

Торк и Шер с сыновьями согласно закивали, но я смотрел только на Фрола. Кузнец не поднимал взгляда, но мне неожиданно сделалось легко – Великий Дух, да ведь он прощения просит! Гордость не позволяет нужные слова сказать…

Усмехнувшись, хлопнул кузнеца по плечу, вскочил в седло уже нетерпеливого Ветра. Не глядя на вскинувшееся лицо друга, кивнул односельчанам:

– Фрол за старшего. Его слушайте, пока не вернусь.

Возражений я не ждал, да их и не последовало: никто не удивился тому, что верному товарищу бразды передаю. Тронув поводья, отъехал на несколько шагов и оглянулся. Тут же, не выдержав, вновь спрыгнул, и дети, как по команде, сорвались с места, бросившись на меня с разбегу. За спиной фыркнул знакомый голос: Люсьен не сдержался.

– Прости меня, Белый Орёл, – хрипло произнесли за спиной. – Безумен я на старости лет стал. Никому больше о тебе дурного слова ляпнуть не дам. И детям помогу, чем сумею…

С трудом оторвавшись от своего выводка, я глянул на друга – впервые со времени ссоры в глаза – и улыбнулся, давя в груди нараставшее чувство горечи. Любил я Фрола, видит Дух, крепко любил! Как брата родного! И тем больнее оказалось выдёргивать из сердца длинную занозу обиды. Сумею ли доверять тебе так же, как прежде, сосед? Хотя… какой у меня выбор? Без его поддержки туго придётся Октавии с детьми; без примирения с единственным другом непросто будет и мне.

– Спасибо, – ответил уже без улыбки.

Фрол от моего ответа переменился, посветлел лицом – будто ношу с плеч сбросил. Молча смотрел, как я поспешно забираюсь в седло, тотчас срываясь с места рысью – не мог больше выносить мучительных взглядов и детских слёз. Того и гляди, вовсе дома останусь!

Мимо магов промчался, даже не поздоровавшись – те ожидали терпеливо, будто всё понимали – и обернулся уже только у пригорка, с которого дорога вела вниз, к лесу.

Зыбкая картина, представшая перед глазами, перехватила дух, забрала несколько ударов сердца. За моим потемневшим от времени домом я увидел ещё несколько высоких, добротных жилищ – разрослась окраина родного Ло-Хельма! Утопали в сиянии серебристых нитей крепкие стены, прорывался из смутного видения толстый забор, возвышались над деревней смотровые башни. Не тихая северная деревушка, а настоящий пограничный форпост! Вот только кружили в небе крылатые твари – больно на наших горных ящеров похожи – и сновали внизу солдаты легиона…

– Сибранд, – тронули меня за локоть, – едем!

Я сморгнул, помотал головой, и видение исчезло, а я в тот же миг нещадно ткнул Ветра в бока – конь от обиды всхрапнул и рванул с места в галоп по утоптанному снегу до самого леса. Как только первые деревья скрыли нас от взглядов провожающих, и Ветер едва не споткнулся от быстрого шага по подтаявшему, но по-прежнему глубокому снегу, я осадил верного скакуна, устыдившись своих порывов. Маги деликатно отстали, но на лесной тропе всё же догнали, пристроились цепочкой, шаг в шаг. Дорогу я выбрал самую короткую, но далеко не самую лёгкую: кое-где продирались через буреломы, глубокие снега и низко свисавшие ветки. Мои спутники не жаловались, да и вообще молчали до самого вечера, позволяя мне вдоволь насладиться собственными ощущениями.

Впервые за долгие два года я уходил из дому. Не на охоту, не в соседнюю деревню – вразумить дебоширов. В полном боевом облачении, с оружием и на коне, со скудным скарбом в походных сумках. Что ждало там, впереди? И как встретит меня новая жизнь, ради которой я оставил старую? По правде сказать, ответ я и сам знал – никто не радовался моему присутствию. И уж если эти, с которыми бок о бок повоевать пришлось, так меня привечают, то чего ждать от тех, кто не покидал стен гильдии?

Мысли тем временем всё возвращались к детям, и каждый раз я убеждался, что поступил правильно. Умом понимал, что иду верным путём, в то время как израненное сердце кричало от беспокойства за оставленных позади сыновей. И плевать, что в гробу меня видели здешние колдуны – я им тоже долгих лет жизни не желаю! Я иду, чтобы обучиться проклятой магии, которая исцелит моего Олана, и ради этого потерплю и ледяное презрение, и откровенную ненависть – благо, не юнец желторотый, справлюсь и с тем, и с другим!..