Keywords: infringement; deprivation; social activity; poverty; slavery; revolt; cult of the voodoo.

Received: 24.04.2017

Accepted: 10.05.2017

Несмотря на либерально-демократическую риторику последних двух столетий, в наши дни социальное неравенство остается таким же реальным, как и тысячи лет назад, хотя и выражается менее ярко. Буржуазно-демократические революции в Европе и социалистическая революция в России положили конец неравенству правовому и сословному, североамериканское общество прямо именует себя «обществом равных возможностей», но имущественное равенство граждан все равно остается для кого-то утопической мечтой, а для кого-то – нежелательной перспективой.

Притом что российское и западное общества формально отрицают существование в них закрытой иерархии, все-таки многие престижные должности доступны далеко не всем гражданам. Каждый гражданин или социальная группа может попробовать изменить свое положение в общественной структуре (открытый тип стратификации этому не препятствует), но далеко не у каждого это получится. Значит, дело здесь не в возможностях, а в желании или, как иначе можно выразиться, в побудительных мотивах. Таких мотивов может быть множество, но не все они имеют равную силу.

В настоящей работе мы проанализируем такой мотив социальной активности, как ущемление, под которым будем понимать заведомо приниженное положение, изначально занимаемое в обществе индивидом или группой, и рассмотрим политико-культурную ситуацию в современной Западной Европе сквозь призму этого явления.

В изучение социальной мобильности, и особенно ущемления как ее важного компонента, внес немалый вклад британский философ и историк А.Дж. Тойнби. Вот как он характеризует это явление: «Хорошо известно, что, когда живой организм лишается какого-либо органа или свойства, он отвечает на этот вызов специализацией другого органа или свойства, которые, развиваясь, возмещают ущерб. У слепых, например, обостряется осязание. Представляется, что возникновение некоторого нового свойства с целью компенсации ущерба – явление повсеместное, и нередко физический недостаток является стимулом для мобилизации ума и воли. Аналогичным образом социальная группа, слой, класс, в чем-либо ущемленные собственными ли действиями, действиями ли других людей, либо волею случая, утратив нечто важное, направляют свою энергию на выработку свойства, возмещающего потерю, в чем, как правило, достигают немалых успехов» [Тойнби, 2010, с. 171–172]. А.Дж. Тойнби приводит в качестве примера кузнеца или сказителя в варварском обществе: все варвары-мужчины по умолчанию считаются воинами, и калека был бы обречен на бесславное прозябание, если бы не открыл и не развил в себе иной талант, не связанный с рукопашными схватками. Так, хромец становится кузнецом, вооружает воинов и поэтому пользуется их уважением, а слепец осваивает игру на арфе и основы стихосложения, что превращает его в легендарного скальда или рапсода (каковыми были, например, Снорри Стурлусон или Гомер).

По мысли философа, тот же механизм действует и в отношениях между социальными группами: неполноправная или униженная группа стремится освоить какие-либо занятия или методы, в которых более привилегированные группы не преуспели, хотя бы потому что на этом поприще у нее не будет конкурентов. Затем вчерашние отверженные превращаются в незаменимых соседей или даже учителей, хотя видимых знаков уважения им могут и не оказывать. И чем обиднее и всеохватнее ущемление, тем более мощным стимулом оно является. Например, одной из самых действенных форм социального ущемления А.Дж. Тойнби считает бедность: «Выходцы из низов, как правило, остро ощущают и переживают ущербность своего положения, что заставляет их постоянно совершенствоваться и развивать интеллектуальные способности. Таким образом, бедность – это постоянно действующий стимул к преодолению трудностей, если не считать тех случаев, когда стимулирующим началом являются честолюбие, корпоративный дух или интеллектуальные искания личности» [там же, с. 173].

Другими благотворными для социальной творческой активности формами ущемления философ считает национальную и религиозную чуждость, а также рабство. В качестве примера первой формы ущемления он приводит ситуацию с еврееми и цыганами в Западной Европе, которые освоили такие непрестижные с точки зрения местного населения формы деятельности, как ростовщичество, лужение и гадание, зато отсутствие конкуренции позволило им полностью монополизировать эти занятия и немало разбогатеть на этом. Например, в XVI в. У. Шекспир мог написать о еврейском ростовщике уничижительную пьесу («Венецианский купец»), но никому в голову не приходило изгнать евреев из Венеции, потому что местный бизнес не смог бы без них обойтись.

Говоря о рабстве, А.Дж. Тойнби отмечает, что рабу остается только одна сфера активности: религия. И указывает, что невыносимые условия классического рабства сделали рабов готовыми к адекватному восприятию христианства, которое затем вытеснило языческую религию господ и стало достоянием всей Римской империи. Если же абстрагироваться от христианской специфики, то и в философии невольники иногда достигали таких высот, что их учениками спешили стать свободные граждане. Например, Диоген Синопский, прежде чем поселиться в бочке, некоторое время был рабом, а легендарный стоик Эпиктет оставался в рабстве большую часть своей жизни.

Итак, с точки зрения А.Дж. Тойнби, социальное ущемление индивида или группы, в каких бы формах оно ни происходило, всегда приводит к ответной реакции в виде повышенной деловой и творческой активности в доступных сферах. И чем болезненнее ущемление, тем активнее и оригинальнее будет на него ответ. Например, статусное ущемление (юридическое неполноправие, насмешки) подвигло евреев и цыган на маргинальную экономическую деятельность, а абсолютное бесправие и жизнь на грани полного истощения стимулировали античных рабов на создание духовной культуры (христианство, философия). Но не все так однозначно, иначе бы мир в любую эпоху принадлежал униженным и угнетенным и условия угнетения с каждым новым веком не смягчались бы, а только усиливались.

Отечественный исследователь С.В. Соколов, говоря о социальных конфликтах, выделяет такое явление, как «депривация», созвучное «ущемлению», о котором пишет А.Дж. Тойнби. «Относительно самостоятельной причиной социального конфликта является депривация (здесь и ниже курсив автора), представляющая собой противоречие между субъективными ожиданиями и объективным положением субъекта и характеризующая взаимосвязь объективного и субъективного в его жизнедеятельности и социальном конфликте. Депривация – это расхождение между интересами – ожиданиями (состоянием сознания) субъекта и реальными возможностями их реализации (удовлетворения) на практике. При депривации на одной стороне противоречия находятся определенные ожидания субъекта, связанные с его потребностями, интересами, убеждениями, идеями, а на другой стороне – реальные условия их удовлетворения» [Соколов, 2001, с. 100].