– Мне пора.

– Не буду задерживать, – согласилась Клея. – И не забудь – завтра до восхода солнца.

Глеб и сам не понимал, почему так стремился поскорее попасть к своему новому учителю и несостоявшемуся убийце. По сути, изо дня в день они занимались одним и тем же – под наблюдением радужника он выполнял упражнения, больше напоминавшие технику ушу или разогрев перед настоящей физической нагрузкой, а затем, будучи готовым к, как ему казалось, чему-то более сложному, просто садился на траву и медитировал.

А ведь это даже забавно – слушаться человека, собиравшегося тебя убить. Сначала, увидев, кого ему привели в качестве наставника, Глеб испытал стойкое желание как следует врезать либо радужнику, либо тому, кто это затеял. Однако немногословный Миркс объяснил, что лишь он мог обучить его радужничеству, а ловкач король добавил, что успел заключить сделку и с ним – как только над головой Глеба появится облако, радужник будет освобожден и отпущен восвояси.

Радужнику, как и Глебу, особо выбирать не приходилось – разумеется, и ему угрожали пытками, о чем с гордостью заявил дукс Зел. Вскоре обнаружилось и то, что тот был немым, причем не от природы – у него просто отсутствовал язык.

«Жестокость радужников безгранична. Его оторванный язык – все, что тебе нужно знать об этом народе», – не преминул вставить по этому поводу пару слов дукс Зел.

Поскольку никто ничего не знал о радужнике, а давать о себе сведений он не желал, его, с легкой руки Севаки, сократившего слово «радужник», прозвали Радом.

Рад напрочь отказался, чтобы его приводили в порядок, и ходил с непомерно отросшими волосами и неопрятной бородой. Даже одежду он оставил ту же, что была на нем в день нападения. Он молча исполнял свои обязанности, заключавшиеся в обучении Глеба, а затем, как только тренировка заканчивалась, целый день сидел у себя в комнате, хотя и мог бы ее покинуть с должной охраной. Радужник все время ходил с потухшим взглядом сломленного бойца, производил впечатление замкнутого человека, и Глеб был уверен, что тот не стал бы разговаривать, даже имейся у него язык.

Однако, несмотря на его мирное поведение, Глеб не обманывался на сей счет и понимал, что надо держать с Радом ухо востро. Он слишком хорошо помнил, на что способен радужник, чуть не оборвавший разом жизни лучших воинов королевства, принцессы и его самого. Хоть у него и отобрали кулон, лишив способности вызывать и использовать свое облако на острове меченосцев, а кулон Глеба все время был у него на шее, мальчик все равно не чувствовал себя в безопасности рядом с этим человеком.

Казалось, от него исходила какая-то странная, не поддающаяся объяснению угроза, которую Глеб впервые ясно ощутил, еще когда тот строил из себя немого попрошайку перед принцессой. Похоже, опасность осознавали и окружающие. На всех их тренировках, стоило только радужнику нарисоваться среди деревьев (занятия с Радом также проходили в королевском лесу), неподалеку тут же выступали фигуры Миркса и Леви, бывших в доспехах и всеоружии. И Глеб удивлялся – неужели у начальника королевской стражи и только оправившегося после встречи с вепрем опытного охотника не было других, более важных дел, кроме как возиться с ним? Разве нельзя было приставить к нему пару рядовых караульных?

«Теперь ты – наше главное занятие», – сказал на это Леви, когда мальчик решился его спросить.

И ему не оставалось ничего другого, как выполнять упражнения, словно сошедшие из дешевых китайских боевиков, обильно просмотренных им в детстве, а потом со спокойствием буддийского монаха садиться (хотя от усталости он скорее сваливался) посреди леса в позе лотоса и вслед за своим учителем произносить бесконечное «ммм...мм...ммм».

Глеб не ожидал, что сможет вытерпеть неудобную позу и вечное бубнение в течение хотя бы пары минут, однако стоило ему закрыть глаза, как разом наваливающаяся усталость (в основном, из-за занятий с принцессой) и недосып погружали его в полудрему. И когда, наконец, Рад замолкал, и Глеб слышал, как он тяжело поднимается с травы, то, открыв глаза, думал, что просидел так несколько мгновений, хотя позже обнаруживалось, что они провели за этим совершенно бессмысленным, с точки зрения Глеба, занятием не меньше получаса.

Он терпел и безропотно выполнял все, что жестами велел ему Рад, хотя с каждым днем все больше недоумевал, как это могло содействовать появлению у него над головой красного облака. Хотя почему он был так уверен, что именно красного? Глеб дословно помнил слова Миркса, которые тот как бы невзначай обронил во время его первого занятия.

– Вообще-то это должен объяснять твой наставник, – сказал тогда начальник королевской стражи. – Но поскольку он не в том состоянии, похоже, придется мне. И слушай внимательно, повторять я не буду. Гар рассказал, откуда взялась цветовая магия?

Глеб кивнул.

– Славно. А в подробности он вдавался? Говорил, к примеру, каких видов может быть радужничество?.. На него не смотри, – предупредил Миркс попытку Глеба задать немой вопрос Леви. – Наш охотник радужников-то, кроме твоего наставничка, не видел.

– Я следопыт, – холодно отозвался Леви. – Моя задача выслеживать и охотиться, а не участвовать в битвах.

– Вот и я о том же, – настоял на своем Миркс. – Итак, мальчиш... ваше просветительство, – усмехнувшись, поправился начальник королевской стражи. Раньше Глебу казалось, что эти слова не могут звучать более издевательски, чем из уст дукса Зела. Однако сейчас он понял, что ошибался. – Мне пришлось побывать в самом пекле, – продолжил Миркс. – И радужников там было с лихвой. Этими самыми руками, – он вытянул вперед свои ручища, на которых даже в кожаных доспехах проглядывались вздувшиеся мускулы, – я лишил жизни нескольких из них, пока сам не отрубился.

– Вы участвовали в Пенской бойне? – воскликнул Леви то ли восхищенно, то ли недоверчиво.

– Был тогда начальником личной гвардии его высочества принца Кея. Мое лицо обезображено шрамами, но то, что на теле, куда хуже, – Миркс с отвращением сплюнул, словно мысль о таящихся под доспехами шрамах была противна ему самому. – На мне тогда живого места не осталось. Отряд принца принял на себя первый удар, и я такого там повидал, что уже никогда не забуду.

– Я тогда даже испытания еще не проходил, – изумился Леви. – Совсем мальчишкой был.