Обнаружив озерцо чистой воды под небольшим водопадом, Рива искупалась, постирала, как смогла, одежду и разложила её сушиться, а сама устроилась на горячем камне, глядя на плывущие по небу величественные облака. Как всегда, когда её мысли путались, она вспоминала об Аль-Сорне и его уроках, об Алорнис и её рисунках, и даже о пьянчуге-поэте с его дурацкими песенками. Рива знала, что это неправильно, что она греховно потакает своим слабостям, и всегда потом искренне молила Отца простить её. И все равно она каждый день упорно предавалась воспоминаниям, ожидая того мига, когда коварный голосок начнёт соблазнительно нашёптывать: «Ещё не поздно. Возвращайся на север. Найди корабль, идущий в Пределы. Там тебя ждут...»

В этот раз Рива наказала себя упражнениями с мечом, проходя комбинацию за комбинацией, все быстрее и быстрее, пока не начало мутиться в глазах. Она едва не рухнула наземь от изнеможения. Уже в сумерках нарвала папоротника и устроилась спать, на этот раз даже не попытавшись вытащить нож и обрезать волосы, хотя теперь их действительно следовало бы подстричь, чтобы не лезли в глаза.

Её разбудили крики. Она выхватила меч и перекатилась на четвереньки, судорожно шаря взглядом по чёрному лесу. «Вроде никого... Нет, погоди!» Она почувствовала запах дыма прежде, чем увидела жёлтый отблеск большого костра между деревьями. Крик повторился — пронзительный, истошный... Кричала женщина.

«Разбойники, — подумала Рива, поднимаясь на ноги. — Не моя забота». Ещё крики, бессвязное, умоляющее бормотание, внезапно захлебнувшееся тишиной.

Рива вспомнила разбойников, убитых ею в Рэнсмилле: некрофила Келлу и других. Они ни разу с тех пор не беспокоили её во сне.

Вложила меч в ножны, чтобы её не выдал блеск металла, закинула колчан на плечо, подхватила лук и осторожно двинулась вперёд, как учил Аль-Сорна, когда они вместе охотились: ступня едва-едва отрывается от земли, шаги короткие, а тело наклонено как можно ниже. Мерцающий столб огня вырос, пламя взвивалось высоко над кострищем, разложенным в центре поляны, вокруг двигались тёмные силуэты, а над всем этим разносился полный свирепости голос.

В тридцати шагах Рива опустилась на землю и поползла, сжимая в левой руке лук: тетива елозила по её плечу. Через несколько мгновений она увидела картину, заставившую её застыть. Грузный человек стоял спиной к огню, всматриваясь в темноту. За его спиной виднелся меч, а в руках он сжимал заряженный арбалет. Часовой. Никакие разбойники не бывают так добротно вооружены.

Медленно и осторожно Рива подкралась поближе, тщательно ощупывая землю перед собой и убирая с пути веточки или сухие листья, которые могли бы её выдать. Часовой пока ничего не замечал. Она видела, что мужчина одет в чёрный плащ. «Четвёртый орден».

Голос теперь слышался яснее, показался и сам кричавший: худой человек с землистым цветом лица, также одетый в чёрное. Бурно жестикулируя, он обращался к кому-то, находящемуся справа от него:

— ...как отрицатели вы жили и как отрицатели умрёте! Ваши души канут в небытие, не найдя утешения среди Ушедших. Ложь, которая принесла вам несчастье в жизни, повергнет вас в вечное одиночество и в том мире...

Рива подождала, пока часовой не отведёт глаза, и вытянулась так далеко, как только смогла, стараясь рассмотреть, кому адресована проповедь. Там было четыре человека, связанных и с кляпами во рту: мужчина, женщина, девочка лет десяти и плотный паренёк лет на пять или шесть постарше. Позади них стояли ещё два стражника в плащах и с мечами наголо. Подросток вёл себя беспокойно, постоянно дёргался в своих путах: ему вставили палку между спиной и локтями и связали верёвкой так сильно, что она глубоко врезалась в кожу рук. В рот ему засунули шестидюймовый кусок дерева и примотали его бечёвкой. Слюна стекала у него по подбородку, а горевшие яростью глаза смотрели не на разглагольствующего мужчину, а на костёр позади него.

Присмотревшись, Рива разглядела в языках пламени нечто, напоминающее человека. Нечто, источавшее вонь горелого мяса.

— Ты! — Желтолицый ткнул обвиняющим пальцем в коленопреклонённого мужчину, в отличие от мальчика тот сидел спокойно, в немой покорности опустив голову. — Ты завлёк своих детей в сети лжи, осквернил их отрицательством, поэтому станешь свидетелем той судьбы, на которую их обрёк.

Один из братьев схватил мужчину за волосы и приподнял его голову. На лице пленника не было ни гнева, ни страха: он плакал, но не испугался, когда оратор навис над ним.

— Узри же, отрицатель, — прошипел тот с перекошенным, красным от пламени лицом и подтянул к себе за ногу девочку. — Узри, что ты натворил.

Девочка завизжала и попыталась вывернуться из хватки, но мужчина легко поднял её и понёс к огню. Послышался заглушенный кляпом крик парнишки, он даже вскочил на ноги, но тут же был повален на землю одним из братьев, который ударил его между лопаток рукояткой меча.

Рива в мгновенье ока оценила диспозицию: фанатик-пустослов, двое рядом с пленниками и часовой. Все четверо, насколько она могла судить, хорошо вооружены. Это тебе не пьяные разбойники. Безнадёжно. К тому же это вообще не её дело. Выбор был совершенно очевиден.

Она выскользнула из темноты. Часовой умер первым, сражённый её ножом. Схватился за рану на горле и упал ничком в траву, не успев даже застонать. Рива спокойно убрала нож в ножны, наложила стрелу и выстрелила в спину «оратора», который уже успел поднять брыкающегося ребёнка над головой. Он рухнул как сноп, выпустив из рук девочку, и та тут же поползла прочь, быстро перебирая ножками.

Рива успела наложить на тетиву ещё одну стрелу, когда охранники наконец стряхнули оцепенение и повернулись к девушке с мечами наголо. Она выбрала ближайшего к ней, того, который принуждал мужчину смотреть на смерть девочки. Тот попытался уклониться, шарахнувшись влево, но оказался недостаточно быстр. Стрела вонзилась ему в плечо, и он рухнул. Рива выхватила меч и кинулась на последнего, мимоходом прикончив раненого косым ударом в шею.