Российские власти и СМИ осудили убийство французских журналистов. Но сразу же после случившейся трагедии в российском обществе разгорелась дискуссия. В ее центре был вопрос: допустимы ли карикатуры на религиозных деятелей? По контрасту с отношением к людям нетрадиционной сексуальной ориентации в этом вопросе возобладала терпимость, поскольку она соответствовала афишируемым «традиционным ценностям». В СМИ были представлены два подхода: одни считали, что следует уважать религиозные чувства верующих и не допускать иронии в этом вопросе, другие полагали, что, невзирая на существующую в обществе угрозу терроризма, следует отстаивать свободу слова. Сторонники первой точки зрения были явно в большинстве: 62% опрошенных россиян полагали, что карикатуры религиозного характера недопустимы [Отношение России.., 2015].

Представительство Московского патриархата, занимающее активную политическую позицию, осудив терроризм, подчеркивало, что журналисты поставили свободу слова выше чувств верующих. Роскомнадзор РФ рекомендовал российским СМИ не перепечатывать карикатуры из французского журнала. Скандально известный писатель Э.В. Лимонов, все больше эволюционирующий в сторону державного консерватизма, отмечал: «Я всегда считал и считаю, что не следует нападать на мировые религии и пророков. Это низко и аморально» [цит. по: Piqu'es au vif.., 2015].

В Ингушетии и Чечне прошли многотысячные манифестации, их участники осуждали публикацию карикатур. «Мы никому не позволим оскорблять пророка Мухаммеда», – заявил в эти дни глава Чечни Р.А. Кадыров [цит. по: Charlie Hebdo.., 2015]. Известно, что и убийство оппозиционного деятеля Б.Е. Немцова оправдывалось лицами, причастными к этому теракту, «оскорблением чувств верующих». Консервативная Россия открыто заявила: «Мы – не Шарли». Ее представители подчеркивали: в собственной смерти виноваты сами журналисты, так как открыто шли на провокацию. Идеолог русского национал-консерватизма А.А. Проханов писал: «Иронисты, хохмачи, которые высмеивают вс"e, совершили провокативный акт… Они сами накликали эту беду». А председатель парижского отделения Института демократии и сотрудничества, историк и идеолог Н.А. Нарочницкая, выразив соболезнование жертвам террористического акта, осудила не только публикацию карикатур на пророка, но и «западноевропейские элиты», и «свободу так называемого слова» [цит. по: Яковенко, 2015]. Последняя формулировка возникла не случайно. Вопрос о допустимости карикатур религиозного содержания быстро перерос в вопрос о свободе слова и ее пределах. Редактор небезызвестной газеты «Завтра» заявлял: «Теракт наложил ограничения на свободу слова». Один из блогеров сформулировал еще более жестко: «Должна быть цензура печати. Не чувствуешь грани – плати жизнью» [цит. по: Ворсобин, 2015].

На другом полюсе звучали диаметрально противоположные оценки и суждения. Россияне, подчеркивает писатель В.В. Ерофеев, плохо знакомы с французской культурой. Идеи «Charlie Hebdo» существуют во французской культуре со времен Рабле, они вписываются в традиции карнавала, смеховую культуру. Россияне не хотят с этим считаться, им еще предстоит «переварить» это культурное наследие [Ерофеев, 2015]. «Жестокое убийство французских журналистов – это попытка запретить свободу слова оружейными выстрелами», – пишет председатель Совета по развитию гражданского общества и правам человека РФ М.А. Федотов [цит. по: Charlie Hebdo.., 2015].

Карикатура, на взгляд художника А.В. Меринова, – это «зеркало», в котором отражается социум. Изображения карикатуристов могут быть грубы, но имеют право на существование. Если в обществе начнут возникать табу, «наступит мракобесие». Вывод художника: карикатура – это «хороший тест на вменяемость власти» [Меринов, 2015]. «Над родиной смеяться неприлично, – не без иронии подчеркивает политолог А.В. Малашенко, – над президентом – упаси боже, над религией – да что вы! Ведь за нелояльный политический смешок можно получить ярлык “иностранного агента”, попасть в русофобы, что звучит пострашнее, чем антисоветчик» [Малашенко, 2015].

Многих россиян потрясла массовость выступлений, которые в трагические дни состоялись в городах Франции и собрали почти 4 млн участников. «Французы – удивительные люди. Поразительно, что в наши дни такое возможно», – отмечал преподаватель РГГУ С.Н. Зенкин [цит. по: Piqu'es au vif.., 2015]. И в этом смысле в ряде публикаций Франция противопоставлялась России, где массовые спонтанные движения демократической направленности стали редкостью.

В этой связи нельзя не упомянуть эмоциональную «декларацию европеиста», опубликованную журналистом А.В. Красовским на страницах газеты «Псковская губернiя»: «Я русский – и я европеец. Я хочу, чтобы русский президент стоял в одном ряду с президентом Франции и канцлером Германии. Я русский – и я европеец и хочу, чтобы тут – в моей стране – были свободы, записанные в моей Конституции. Свобода слова, свобода собраний, свобода мысли и вероисповедания. Я русский, я европеец и Je suis Charlie. И выбор понятен. Есть только добро и зло, свобода и несвобода, любовь и ненависть, Европа и черт знает что. Шарли – и братья Куаши» [Красовский, 2015].

И еще один аспект случившегося. Парижская трагедия поставила вопрос: «Кто виноват?». Отвечая на него, одни авторы основной упор делали на политику США, которые своим стремлением свергнуть диктаторские режимы расшатали ситуацию на Востоке и способствовали росту исламского экстремизма [Прокофьев, 2015]. С их точки зрения, ошибка Франции состояла в поддержке Вашингтона, следовании рекомендациям из-за океана. Некоторые ангажированные обозреватели подчеркивали, что во всем виноваты левые французские политики, которые несут ответственность как за потоки иммигрантов, обрушившихся на страну, так и за «превращение Франции в гнездо терроризма» [Сатановский, 2015].

Тема терроризма в российских публикациях нередко перетекала в тему иммиграции. Популярная массовая газета продолжала муссировать тему «Мечети Парижской богоматери» 19 : «Никакого единого “общества” нет. Есть общество и иностранцы. Они не собираются интегрироваться в ваше общество. Они собираются ваше общество интегрировать в свое» [Холмогоров, 2015]. Явно упрощая ситуацию, другой комментатор подчеркивал, что исламский экстремизм притягивает «парней с окраин» [Прокофьев, 2015]. Российскую публику вопрос иммигрантов волнует особо. Французские политики, с которыми приходилось встречаться автору статьи, признают: в России этот вопрос им задают чаще других.