Имам, в представлении шиитов, может посредничать, выступая от имени всех правоверных перед Аллахом, скрываться, когда это необходимо, и возвращаться в мир в качестве мессии («аль-махди»). Разные направления шиизма, равно как и секты (если этот термин вообще применим к исламу), которые также принято по умолчанию относить к ответвлениям этой конфессии, привносили в теорию халифа-имама собственные представления и по-своему трактовали генеалогию потомков Али. Имамиты признают двенадцать имамов, исмаилиты – семь, алавиты и али-иллахи обожествляют Али, у друзов имеется свой имам – Хаким и т.д. Однако в условиях постоянного прессинга, которому сунниты, коих на пространствах мусульманских земель всегда проживало подавляющее большинство, подвергали шиитов, последователи Али вынуждены были постоянно подстраивать свою доктрину под меняющиеся политические обстоятельства. Таким образом сформировалась политическая теория, согласно которой глава общины – имам – находится в сокрытом состоянии, а миссию по реальному управлению осуществляет его заместитель из числа наиболее искушенных богословов – факихов (принцип «велайет е-факих»). Данный подход нашел свое отражение в политическом устройстве Исламской Республики Иран [Конституция.., 1979].

Согласно Конституции ИРИ, верховная власть в стране сосредоточена в руках духовного лидера – рахбара, замещающего отсутствующего имама. Рахбар вместе с ближайшими сподвижниками – членами различных религиозных советов (в первую очередь, Совета экспертов) – формирует внешнеполитический курс Исламской Республики. До недавнего времени международные отношения были прерогативой исключительно шиитского духовенства. Несколько поменялась ситуация только в период правления президента Махмуда Ахмадинежада (2005–2013). Приход этого политика к власти в Иране совпал по времени с началом активизации в регионе Большого Ближнего Востока Соединенных Штатов, которые на тот момент ставили целью (на волне эфемерного, как оказалось, иракского успеха) свержение в том числе и клерикалов в Тегеране. В подобной ситуации аятоллы видели в Ахмадинежаде будущее иранской политики – молодого лидера, способного повести за собой народ в условиях усиления международного прессинга империалистов. В этой связи новому президенту был передан ряд полномочий по выработке и принятию внешнеполитических решений. Однако Ахмадинежад не оправдал доверия, и нынешний глава страны Хасан Рухани теперь тщательно сверяет свои политические часы с Кумом.

Сразу следует оговориться, что рахбар не является абсолютным монархом. В отличие от суннитских правителей Катара, Саудовской Аравии, отдельных эмиратов, составляющих ОАЭ, власть верховного факиха жестко ограничена. Во-первых, его избирают. Избирают члены Совета экспертов, которые в свою очередь попадают в этот орган путем всенародного тайного голосования. Во--вторых, те же самые эксперты могут отправить рахбара в отставку, если сочтут, что он по тем или иным причинам не может более выполнять возложенный на него Конституцией страны набор функций. В-третьих, как уже понятно из вышеизложенного, полномочия рахбара четко прописаны в Основном законе. Да, они весьма обширные, но не исключительные [там же].

Именно в этом и заключается феномен исламской демократии иранского образца. В отличие от суннитов, приверженных схоластическим упражнениям, шииты выработали весьма специфическую систему управления государством, которую нельзя однозначно отождествить ни с одной из широко известных государственных систем мира.

В некотором смысле систему управления ИРИ можно считать довольно громоздкой, поскольку она состоит из двух ветвей – светской, которая представлена вполне традиционными органами: президентом, правительством, парламентом, – и религиозной, дублирующей ее функции (Совет экспертов, Совет стражей Конституции, Совет по определению целесообразности принимаемых решений). При этом на религиозную ветвь власти возложена также надзирательная функция. Клерикалы – члены советов оценивают все принимаемые светской частью властного истеблишмента решения на предмет соответствия их исламской догматике (это также один из важнейших принципов истинного исламского правления, известный под названием «ахл аль-халл ва аль-акд»).

В этой связи «либеральность» иранской модели управления не стоит переоценивать. В руках религиозной элиты имеется такой важный орган, как Совет стражей Конституции (состоит из двенадцати членов – представителей духовенства: шестерых назначает рахбар, шестерых – парламент по представлению главы судебной власти). Совет стражей Конституции инспектирует решения меджлиса и одобряет кандидатов на все высшие государственные должности (в том числе и на выборные – президент, депутаты парламента и т.д.). То есть через сито этого совета не может пройти ни один не угодный клерикальному руководству кандидат. В то же время и само клерикальное руководство отчасти зависимо от воли населения, поскольку ключевой орган этой структуры – Совет экспертов – формируется путем всеобщего голосования.

Применительно ко внешней политике, проводимой единственным в мире шиитским государством, данную ситуацию можно интерпретировать следующим образом. Высший государственный пост – пост президента – занимают лишь те политики, чьи взгляды и программа соответствуют взглядам и программе клерикального руководства. Когда во второй половине 1990-х годов в отношениях ИРИ и США наблюдалась определенная разрядка, во главе страны был относительно либеральный Мухаммад Хатами; когда на рубеже веков Вашингтон явил миру свой план преобразования Ближнего Востока, на сцену вышел радикальный и харизматичный Махмуд Ахмадинежад, начавший развивать ВПК Ирана и его ракетные программы; а когда вновь назрела необходимость в разрядке, страну возглавил мудрый и расчетливый Хасан Рухани, сумевший преодолеть (хотя еще и не полностью) режим международного эмбарго.

Исключительное место во внешнеполитической концепции Исламской Республики занимает принцип национального суверенитета. Уже в преамбуле к Конституции ИРИ говорится, что исламская революция произошла как ответ народа на «империалистический» заговор США. То есть фактически основная цель внешней политики государства сформулирована как борьба с экспансией колониальных держав в лице их признанного лидера – Соединенных Штатов [Конституция.., 1979].

Преобразование шахского Ирана в Исламскую Республику в 1979 г. придало геополитическим позициям Тегерана новый, революционный смысл. Если в период правления Мухаммада Резы Пехлеви (1941–1979) страна считалась твердым и последовательным союзником Запада, то с приходом к власти шиитских аятолл антиколониальный тренд в ее политике стал превалирующим. Разворот Ирана на 180 градусов оказался неприятным сюрпризом как для Вашингтона, так и для Лондона, которые уже привыкли в формировании своих стратегий на Ближнем и Среднем Востоке полагаться на эту послушную во всех отношениях персидскую монархию (особо в данном контексте следует отметить участие Ирана в антисоветском блоке СЕНТО). Тем не менее, хотя Вашингтон потерял союзника, это не принесло ничего хорошего и оппонировавшему Североатлантическому альянсу Советскому Союзу. Обновленный Тегеран строго придерживался курса на противостояние любым попыткам «колонизировать» страну, откуда бы они ни исходили. Для аятолл и западный «хищнический» либерализм, и советский атеистический коммунизм были чужды в одинаковой степени.

То, что шиитская составляющая исламской концепции международных отношений носит ярко выраженный конфликтный характер, как нельзя лучше подтверждается ст. 154 Конституции ИРИ, где говорится буквально следующее: «Исламская Республика Иран, воздерживаясь от всякого вмешательства во внутренние дела других стран, поддерживает справедливую борьбу угнетенных против угнетателей во всем мире» [Конституция.., 1979]. То есть Иран позиционирует себя как самодостаточное, не нуждающееся в сильных союзниках государство, главной задачей которого является борьба с глобальной несправедливостью (данный тезис в целом роднит шиитскую концепцию с концепцией радикальных исламистов, подробнее о которой будет сказано ниже).