До определенного момента видимость единства поддерживалась за счет наличия у арабов общего врага в лице Израиля, однако и эта схема была разрушена подписанием в 1979 г. мирного договора между Израилем и Египтом (а позже, в 1994 г., – договора с Иорданией). Фактически поражения арабских армий в войне с еврейским государством привели к крушению «левой» националистической парадигмы с ее идей политического единства всех арабских народов. После шестидневной войны 1967 г. в мире ислама вызрело весьма четкое понимание того факта, что на «социалистических» основах невозможно добиться изменения глобального порядка, несправедливого по отношению к государствам Западной Азии, и что предлагаемая «левыми» доктрина несостоятельна ни в экономическом, ни в международном аспектах. Следствием этого стал отказ от попыток объединения и формирование внешнеполитических доктрин, которые базировались не на концепциях общемусульманского (или общеарабского) братства, а на национальных интересах каждой страны. Однако полностью отрешиться от объединительных идеологем мусульманский мир не смог, и происходящие сегодня на Востоке события как нельзя лучше свидетельствуют в пользу именно этого утверждения.

Дело в том, что значительное количество проблем мусульманских стран (и арабский мир здесь, наверное, наиболее показателен) является следствием «искусственного» происхождения большинства государств этого субрегиона: они были созданы в результате заключенного в 1916 г. знаменитого договора Сайкса–Пико (Сазонова), согласно которому восточные владения Османской империи делились между державами, претендовавшими на победу в Первой мировой войне.

В результате после крушения Османской империи нынешние Сирия и Ливан оказались под властью Франции; Палестина, Израиль, Иордания, Ирак – в зоне британского влияния. Сразу следует оговориться, что до окончания Первой мировой войны ни одно из ближневосточных государств не существовало как независимая политическая единица. Все они были созданы в результате передела «турецкого наследия» Лондоном и Парижем в рамках означенной выше системы Сайкса–Пико (Россия, по условиям сделки, должна была получить проливы Босфор и Дарданеллы, но, поскольку она вышла из Первой мировой войны, заключив сепаратный договор с Германией, передел турецких владений происходил без российского участия). Новые колонизаторы проводили границы, исходя из соображений политической конъюнктуры, без учета этнической и конфессиональной специфики бывших османских территорий. Даже первые серьезные конфликты, такие как мосульский кризис (1918–1925), возникшие в период создания новых границ, не насторожили европейские столицы. Желание обладать новыми территориями было сильнее чувства ответственности за судьбы населяющих их народов.

Действия европейских столиц создали в исламском мире такую политическую реальность, в которой новые государства были обречены находиться в состоянии постоянно тлеющего гражданского конфликта, – когда разные этнические и конфессиональные группы, зажатые рамками искусственных границ, вынуждены были бороться друг с другом за политическое влияние, за контроль над полезными ископаемыми, за водные ресурсы. Осознание несправедливости созданного колонизаторами порядка породило в арабском, и в целом в исламском, обществе протестные идеологии в форме панисламизма и панарабизма. Эти идеологии ставили целью изменить систему международных отношений единственно возможным в подобных условиях способом – при помощи объединения на традиционных основах.

Фактически можно говорить о том, что мусульманский мир и по сей день борется с системой Сайкса–Пико. Именно ее считают на Востоке корнем всех бед. И нынешние события в Сирии и Ираке являются в какой-то мере продолжением этой борьбы.

Нужно отметить, что, когда социалистические концепты исчерпали себя, а пришедшие к власти во многих мусульманских странах под «левыми» лозунгами националистические движения со временем превратились в авторитарные коррумпированные режимы, на политическую сцену вновь вышли исламисты. Сегодня олицетворением их могущества является ИГИЛ – террористическая организация, которая, как и ее «социалистические предшественники», говорит о своем стремлении разрушить несправедливую систему Сайкса–Пико и на ее руинах создать подлинно исламский проект – халифат. (О том, что борьба против геополитического наследия колониализма стоит во главе угла в политической концепции ИГИЛ заявляют не только идеологи радикалов, но и ведущие отечественные эксперты-исламоведы. См., напр.: [Торин, 2015].)

На сегодняшний день руководство ИГИЛ полагает, что ядро будущего всемирного исламского государства уже создано (оно включает в себя территории Центрального Ирака и ряд сирийских провинций – Идлиб, Ракка, Дейр-эз-Зор), а во главе этого государства стоит избранный по всем правилам правитель – халиф. Важно, что биографы аль-Багдади возводят его генеалогию к племени Курейшитов, к которому принадлежал и основатель ислама [Zelin, 2014], а также подчеркивают идейную связь главы ИГИЛ с виднейшими мусульманскими богословами (сообщается, в частности, что в начале 2000-х годов, после получения степени доктора философии в университете Аль-Иракия на факультете изучения исламских наук, аль-Багдади проповедовал в мечети имама Ахмада ибн Ханбала в Самарре [Ibid.]).

Родственная связь с близкими к Пророку семействами крайне важна для легитимации любого лидера, претендующего на звание главы суннитов. Именно с этим обстоятельством связаны попытки вывести род аль-Багдади из Курейшитов (западные эксперты оппонируют этой точке зрения, заявляя, что на самом деле лидер ИГИЛ происходит из иракского племенного клана Альбу аль-Бадри, кочевавшего в районе городов Самарра и Дияла [Zelin, 2014]). Однако и в том и в другом случае претензии аль-Багдади на титул халифа оказываются несостоятельными, поскольку, согласно исламской традиции (данное положение принимается и суннитами, и шиитами), халифом может стать только человек из рода Хашим. Поэтому нельзя исключить, что в самое ближайшее время специалисты по генеалогии главы ИГИЛ обнаружат родственную связь нового халифа с Хашимитами (правда, неизвестно, как на такие сведения отреагируют, например, в Аммане).

Таким образом, можно сказать, что превалирующей теоретической концепцией международных отношений в исламском мире является идея единого государства – халифата. Она не особенно изменялась с течением времени, а лишь обретала новые воплощения, являясь то в панисламистской, то в «левой» ипостасях, при этом ее суть – объединение на традиционных основах для достижения процветания – оставалась незыблемой.

Сегодня основными носителями идеи халифата являются представители радикальной части суннитской общины, которые видят в ее реализации перспективу возрождения уммы на основе всеобщего братства и социальной справедливости (ключевая мысль так называемой ваххабитской традиции). Эта идея приобрела весьма консервативные, порой даже отталкивающие для умеренной части мусульман формы, поскольку напрямую увязана с концепцией «трех земель», антагонистических по отношению друг к другу. Однако сама политическая реальность Ближнего и Среднего Востока, порожденная дестабилизацией Ирака и «арабской весной», создала обширную базу для поддержки консервативных концепций среди молодых мусульман.

Большинство адептов ИГИЛ видят в халифате единственную возможность для личностного роста, а также для утверждения гармоничного миропорядка, в котором не будет угнетения одних народов другими (в том числе и посредством навязывания народам чуждых идеологий, а также неприемлемых территориальных разграничений в стиле Сайкса–Пико). Поэтому идея халифата сегодня как никогда связана с идеей борьбы – с борьбой против западного мира, к которому приверженцы халифата относят не только Европу и США, но и весь дар аль-харб, т.е. и Россию в том числе.