— Ну как — какой? — притворно возмутилась я, хватая Юльку за аппетитные бока.

— Вот он лежит. Упакуем, перевяжем ленточкой и подарим. А он зажарит и съест! — А-а-ай. Мамуся! — от ли выла, то ли хихикала дочка.

— Вре- е-ешь. Дядя Сережа не будет меня е-е-есть! — Это еще почему? Ты же такая вкусная! — заявила я, впиваясь зубами Юльке в попу. Не больно, конечно. Зато смешно — моя малышка зашлась хохотом, пытаясь перевернуться и освободиться от коварного жопокуса.

На самом деле я действительно придумала подарок для дяди Сережи. Но маме решила не говорить. Пусть будет сюрприз.

На следующий день я была возле квартиры Назара Миролюбовича, как и договаривались, к восьми.

Ночью сильно похолодало, и утром оказалось, что все улицы завалило снегом по самую макушку. К сожалению, он уже начинал таять, совсем не аппетитно причавкивая при ходьбе, и отовсюду раздавались звуки не слишком веселой и совершенно не весенней капели.

Жаль. Я бы предпочла сразу мороз. Не люблю слякоть.

Назар Миролюбович жил практически в центре города, в новостройке. Естественно, в элитной, но не помпезной. Как-то здесь все оказалось без выпендрежа. Впрочем, ожидаемо — мне кажется, Черный вообще не очень любит выпендреж.

Открыл начальник сразу, как я позвонила в дверь. Оглядел меня с ног до головы, остановившись в конце концов на красном от холода кончике носа, и сказал: — Доброе утро, Тина. Ты завтракала? Я чуть не упала прямо на пороге.

А Назар Миролюбович между тем затащил меня в коридор, стянул с головы шапку и, посмотрев на мое ошеломленное лицо, повторил почти по слогам: — Ты завтракала? — Д-да… — пробормотала я, силой мысли пытаясь отогнать от себя чудесное видение: как мы с Черным сидим на кухне и поедаем яичницу.

— Хорошо. Тогда раздевайся, проходи. А я должен бежать, мне сегодня в суд с утра. Звони, если что.

Я кивнула, а Назар Миролюбович продолжал: — Ярик еще спит. Походи пока по квартире, чтобы сориентироваться, где тут что. Как проснется — разогрей ему завтрак, я на плите оставил. Там и на твою долю есть, если захочешь, тоже поешь. На кухонном столе бумажка с предписаниями врача, не потеряй. Выполнять неукоснительно! Там несложно — таблетка после еды, полоскание каждые три часа, сосалки для горла. Будет капризить — шантажируй его гематогеном. Он любит.

— А вы? — поинтересовалась я и даже не смутилась, когда Черный окинул меня недовольным взглядом.

— И я. Еще дурацкие вопросы будут? Я помотала головой.

— Прекрасно. Если повезет, к четырем я приеду, и твой рабочий день закончится. Да, кстати, чуть не забыл — обед в холодильнике. В кастрюльке суп, в сковородке макароны по- флотски.

— Это вы тоже любите? И еще один недовольный взгляд.

— Да, Тина, и это я тоже люблю. Как пользоваться микроволновкой, я надеюсь, ты знаешь, но если что, Ярик подскажет.

Кивнул мне напоследок и ушел, захватив портфель. А я, сняв сапоги — пальто чуть ранее с меня стянул сам Назар Миролюбович — нерешительно огляделась по сторонам и задумчиво направилась вглубь квартиры.

Почти как Тесей в Лабиринт Минотавра. Единственное отличие — Минотавр ушел в суд и точно не сможет меня сегодня сожрать.

Хотя… он же вернется.

Первым сюрпризом была здоровенная рыжая кошка, сидевшая посреди белоснежного ковра в гостиной. Обычная кошка, не породистая, просто рыжая, пушистая и большая. И она сверкала на меня зелеными глазищами, похожими на глазища Троглодита.

— Ну вот, — расстроилась я, — а твой хозяин не сказал, как тебя зовут.

Кошка возмущенно дернула хвостом.

— Маркиза, — раздалось вдруг хриплое откуда-то слева, и я резко развернулась.

Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта, и в щели торчала взъерошенная голова Ярика.

— Можно Маркиса, — продолжал мальчик, окончательно заходя в гостиную. — Папа Маречкой еще называет.

Удивление от того, что Назар Миролюбович может называть кого-то — даже кошку! — Маречкой — сменилось на возмущение от того, что ребенок стоял на полу босиком.

— Так, — я поставила руки в боки, — ты чего это без тапочек? А ну-ка, вернись и надень.

— Я их не нашел, — шмыгнул носом Ярик, и я была вынуждена пойти с ним в его комнату искать тапочки.

Тапочки оказались под кроватью, в самом дальнем углу.

— У вас, наверное, домовой водится, — пробурчала я, ложась на пол и пытаясь вытянуть наружу искомое. — По ночам встает, ворует тапочки и затаскивает их под кровать.

— Ага, — ответил Ярослав печально. — Папа тоже так говорит.