Люди здесь в основном ходили парами, но я и одна чувствовала себя неплохо. Даже более того — на пару мгновений я вдруг ощутила себя счастливой… Даже плакать захотелось.

— Прошу прощения… — раздался чей-то голос позади, и я обернулась.

Мужчина. Загорелый, в отличие от меня, бледной поганки. Возраст определить не получалось, но точно за пятьдесят. Лысоватый, волосы с проседью.

А зубы, зубы-то какие. Белее снега. Он их с «фейри» чистит?

— Я могу составить вам компанию во время прогулки? — мужчина улыбнулся ещё шире, и я даже испугалась: не вывихнет ли себе челюсть? — Не сочтите за неприличное предложение, я просто здесь один, и мне временами хочется с кем-нибудь поговорить…

У всех свои проблемы, конечно. Мне ни с кем говорить совсем не хотелось, но зачем же обижать человека?

— Составьте, — я пожала плечами. — Вот только вряд ли из меня получится хороший собеседник.

— Думаю, вы ошибаетесь, — дипломатично ответил мужчина, и мы зашагали рядом по дорожке. — Как вас зовут?

— Олеся. А вас?

— Пётр Алексеевич. Вообще мои внуки зовут меня дедушкой Петей, но вы можете называть просто Петром или Петром Алексеевичем — как больше нравится.

Пётр Алексеевич, значит… Где-то я уже слышала это имя.

— А ваша фамилия, случайно, не Чудинов?

— Чудинов, — он удивлённо кивнул. — А вы откуда знаете?

Надо же, какое совпадение. Если это, конечно, действительно совпадение, и он не подошёл ко мне специально. Впрочем — для чего?

— А я приехала вместе с Владом Разумовским. Я его секретарь.

Наверное, это действительно было совпадением, ну либо Пётр Алексеевич гениальный актёр. Он удивился, но не смутился и не поспешил ретироваться, только спросил, где собственно мой босс.

— Он плохо себя чувствует, — ответила я. — Но я надеюсь, что к вашей встрече он всё же поправится…

— А если не поправится, её проведёте вы? — спросил Пётр Алексеевич, улыбаясь во все свои белые зубы. — Тогда лучше пусть болеет, а мы с вами пообщаемся. Я, знаете, больше люблю договариваться с женщинами. Оно как-то приятнее.

— Это нормально… Но вы меня переоцениваете. Я совершенно не в курсе дела. Я просто секретарь, не помощник.

— Знаете, Олеся, — Чудинов посмотрел на меня как-то странно, словно просканировать хотел, — Влад никогда не брал просто секретарей в командировки. Даже в такие, как эта. Вы — первая. А я знаю его уже десять лет.

Я могла бы ответить, что боссу просто скучно и он так развлекается. Выбрал себе объект для троллинга — и с удовольствием троллит. Но, конечно, говорить подобное было нельзя, и я просто пожала плечами.

— Чужая душа — потемки, Пётр Алексеевич.

В целом этот Чудинов оказался не такой уж и чудной. Если бы я не знала про Италию, то вполне бы могла предположить, что он обычный мужик, который просто слишком любит отбеливать зубы.

Рассказывал мне про традиции итальянцев, про то, как правильно готовить пиццу и пасту. И смеялся, когда я по привычке называла последнюю макаронами.

— Для меня паста — это что-то вроде кашицы, — объясняла я Чудинову. — Ну как томатная. А макароны — это макароны.

— А вы знаете, что вся итальянская паста, — произнёс Пётр Алексеевич с нажимом на последнем слове, — по-разному называется? Есть, например, папарделле — это такая широкая плоская паста. Или фарфалле — это что-то вроде бантиков…

— А какая разница? Всё равно ведь тесто одно и то же, на вкус должно быть одинаково…

— А вот и нет! — сердился Чудинов. — Разная она на вкус. И с разными продуктами готовится.

И стал мне рассказывать, какой вид макаронных изделий с чем готовится. Я ничего не запомнила. Но зато я теперь знаю, что лазанья — это тоже паста. А я всегда думала, что это такой слоёный пирог с фаршем…

После того, как Пётр Алексеевич закончил просвещать меня насчёт блюд итальянской кухни, настал черёд его семьи. Кажется, он всю свою родословную мне рассказал до седьмого колена…

Теперь я поняла, зачем Чудинову понадобился собеседник. Кажется, он из породы людей, которые просто не умеют молчать. Нет у них органа, отвечающего за подобное. Они всё время должны говорить…

Так что Петру Алексеевичу со мной повезло. Я могла слушать кого угодно просто бесконечно.

Но бесконечно, конечно, слушать было нельзя. И я, извинившись, поспешила к Разумовскому.

Надеюсь, он там не окочурился от стакана выпитой водки…

Не окочурился. И вообще выглядел гораздо лучше.

Встретил меня в халате, с мокрыми волосами. Красивый до умопомрачения. Вот у меня ум и помрачился…

Иначе как объяснить то, что я буркнула:

— У мужчин водка — универсальное лекарство, что ли? И от рвоты, и от поноса, и от дисбактериоза?