Шрифт:
– Мне было тридцать пять. Я хотел семью и детей. Рита показалась мне достойным вариантом…
Он действительно так считал. Единственная дочь владельцев известного на весь мир интернет-магазина была очень достойной партией. Деньги к деньгам. Так говорил отец… Черт, он ведь ни с кем это не обсуждал. Ни с кем… Только с ней. С Владиславой. Женщиной, в чьих бедах он был виноват.
– Ты не слишком долго ее знал до брака?
– Скажем так… Я не знал о ней главного, а когда узнал… было уже поздно. По ее вине случилась авария. В ней пострадали… и погибли люди.
Холод прошел по телу Лады, и налетевший с моря ветер здесь был совсем не причём.
– Тогда она была тоже под кайфом?
Ник кивнул. Пнул ногой камешек:
– Все началось с баловства. Избыток денег и свободного времени… А я в то время так много работал, что ни черта не замечал.
– Ты винишь себя в том, что она стала наркоманкой?
– Что? Нет… Нет, конечно. Не я заставлял ее вдыхать эту дрянь… Я много в чем виноват, но точно не в этом. Ответ мне перед другими держать…
Лада задумалась. Зачехлила собственную удочку, собрала разложенные на траве снасти и внимательно осмотрелась. Ничего ли они не забыли? Растревоженная рассказом Ника душа тихо плакала.
– Выходит… гибель сына стала для тебя последней каплей? Вы поэтому расстались?
– К этому все давно шло. Мы были совершенно разными. Чужими друг другу… Идеальная картинка, за которой ничего не было. Ни любви, ни уважения. Ни тихих трапез в старой кухне…
Лада вскинула взгляд и натолкнулась на его… демонический. Ник и себе не мог ответить на вопрос, почему вдруг вспомнил сейчас их скромный ужин с Ладой. Возможно потому, что он успел забыть, как это… сидеть за столом с кем-то, кто смотрит тебе в глаза, а не в телефон или в сторону… Возможно потому, что впервые за черт его знает сколько времени напротив него сидел человек, для которого не имело значения, кто он и какие выгоды может принести обед с ним. Возможно потому, что он впервые не чувствовал внутреннего одиночества, которое не покидало его рядом с женой… Возможно.
– Ты не простил ее, – сглотнула она.
– Ей достаточно было пристегнуть ребенка… Просто его пристегнуть!
Налетевший порыв ветра подхватил яростный шепот Ника и понес его вслед за собой. Волнами от мужчины исходило отчаяние такой силы, что Лада боялась не устоять. А потому протянула ладонь и, обхватив его за руку, переплела их пальцы. Ответный взгляд Ника прожигал до костей. Языками пламени вырывались наружу его боль, растерянность и бессилие. О, как ей это было знакомо… И она бы рада помочь, да только ничто не поможет. Даже время, которое, по правде, не лечит…
Будто понимая, какое направление приняли мысли Лады, её спутник спросил:
– Когда-нибудь станет легче?
– Когда-нибудь, наверное, да… По крайней мере, я очень на это надеюсь.
Он понял. Он понял все, что Лада хотела сказать… Сжал ее ладонь чуть сильнее. И, взвалив на плечо сумки, подтолкнул ту вверх по тропинке, не переставая про себя удивляться, как близка ему стала эта женщина.
Женщина, в чьих бедах он был виноват.
Женщина, чье прощение для него было ключиком к чуду. Ник верил в это, словно в какую-то новую религию, адептом которой он стал. Так странно… Они поднялись по неудобной лестнице, не размыкая рук, миновали дорожку. И только возле дома он был вынужден отпустить ее прохладную чуть влажную ладонь.
Тяжелая входная дверь бесшумно захлопнулась, и почему-то стало казаться, что где-то там, за нею… остались все их проблемы. И даже смерть не сумела пробраться в дом.
Ник медленно сгрузил на пол сумки и с сомнением окинул взглядом улов.
– Я отнесу это в кухню, - нашлась Лада. Наступила носком на пятку, стаскивая с ног короткие резиновые сапоги, после чего ловко подхватила сетку и пошлепала босыми ногами по скрипучему деревянному полу. Недолго думая, Ник последовал за ней.
Подрагивающими руками Лада выгрузила рыбу из сетки. Включила воду и замерла, спиной почувствовав тепло его тела. Рябью по коже прошла дрожь, будто кто-то ударил по натянутым до звона нервам. Ник осторожно отвел короткие пряди, падающие ей на щеки, провел обжигающе-горячими пальцами по скуле, шее… к месту, где пойманной птицей бился пульс.
Лада подняла глаза к потолку. Под абажуром лампы бился глупый мотылек, спутавший обычную лампочку с огромным-огромным солнцем. Но он-то солнца не знал… Ему было простительно, а вот ей… Той, чье солнце потухло… Ей ли надеяться на рождение сверхновой?
И только когда шершавые ладони Ника скользнули чуть ниже, а на затылок легли его губы, Лада поняла, как долго ждала его ласки. Ждала и боялась позволить, потому что, если это случится – жизнь уже никогда не станет прежней. Она безвозвратно разделится на «до» и «после». И, возможно, в прошлом останется все самое лучшее… А впереди – лишь эта странная ночь. Балансируя у черты, пустотой обернутой в оболочку, Лада чуть качнулась назад. Совпала с ним, повторила изгибы тела, замирая в безвременье... Позволяя себе сущую малость – на время прикоснуться к кому-то и просто не быть одной.
Мотылек отчаянно хлопал крыльями, стряхивая с них бархатную пыльцу. Ник осторожно развернул Ладу, пришпилил кобальтом взгляда, и вот так… глядя прямо в глаза, коснулся горячими губами ее холодной руки.
Громкой трелью ожил телефон. Лада вздрогнула и резко отступила.
– Не надо… - попросил Ник.
– Я не могу… прости, – прошептала Лада, хватаясь за трубку.
Глава 8
Ему нужно было остыть. Просто остыть, проветриться… Ник не понимал, что происходит. Почему его так отчаянно влечет к Ладе? Однако у него не было сомнений, что их связь лишь только все усложнит. Без вариантов.