— Я искал тебя.

Время на разговоры закончилось, первая волна врезалась в них.

Если в начале Глейн и волновался о рыцаре, то первая же волна доказал, что очень даже зря: Луц был и защищён лучше Охотников, и меч у него был тяжелый, двуручный. И оборотни, не будучи дураками, сначала все же нападали на людей, одетых в рясы, а не железо. Стая рассредоточилась на четыре кучки, по несколько на Охотников, пара отчаянных на Луца, еще двое попробовали под шумок прорваться через этот заслон и к спешащей карете, но почти одновременно их срубили Метс и Луц одним расчетливым ударом. Глейна, уставшего и раненного, оттеснили так, чтобы на него приходилось меньше всего оборотней, но Охотники не успевали отбивать своих, и Глейну тоже приходилось сражаться, но у него не получались уже сильные удары, только отмахиваться ножом. На что он надеялся? Думал умереть здесь? А в этой мешанине он понимал, что и умер бы.

Нечто белое подошло уже позже, когда на земле лежало штук пятнадцать трупов: собачьих и волчьих. За этой стаей неуклюже спешил и медведь с шерстью, которая казалось острой, как у ежа.

— Рыцарь! — послышался справа голос Мэтса. — Медведь твой. Я займусь башней! Глейн, Стейн тут!

Глейн лишь на секунду позволил себе отвлечься. Приближающееся белое, что Мэтс назвал «башней» невозможно было детальнорассмотреть так просто. У существа были четыре тонкие ноги, но выше к ним крепилось продолговатое тело, спереди располагались две небольшие лапы. Чем-то оно напоминало того паука, которого не так давно убил Глейн, но все же было другим. Охотникам про таких не рассказывали.

Когда рыцарь преградил медведю дорогу, тот поднялся на задние лапы и просто встал. Он был выше Луца на две головы. Луц, привыкший к честности, тут затерялся, меч так и остался занесенным. Это Глейн успел заметить, когда посматривал, как там дела у Мэтса. Остальных оборотней оставалось уже не так много — вокруг них кружили пятеро, зато самые изобретательные, выжидали удобного момента. И Глейн, пользуясь затишьем, предоставил им этот момент — сменил быстро нож на огнестрел. Пуля от единственного выстрела ушла в массивный лоб медведя, и тот заревел, напомнив Луцу, кто перед ним. На Глейна в это время налетел один из волков, и Охотник подставил вместо руки в челюсть зверю пистолет, ставший временно бесполезным. И тут же уже в самого зверя что-то ударило, в районе хребта, тот начал опадать, и Глейн, не разбираясь, как смог спастись, отпихнул его в сторону и вскочил.

Медведь все еще загребал лапами землю, пытался достать рыцаря, хотя в центр его туши был воткнут двуручный меч. Волков рядом уже не было — может, убежали, а может всех перебил Стейн. Со стороны поля послылалось бодрое:

— Поберегись!

И они успели заметить, как медленно падал на них белый оборотень, названный «башней».

Лекарь — заросший седыми волосами старичок намного ниже Глейна. Осматривал руку, повертел ее в своих узловатых пальцах, потом молча вышел. По руке ручейками начали расползаться подкожные кровоподтеки, да и само запястье припухло.

Больше всего хотелось голову руками закрыть и орать так, чтобы и на той стороне стены слышали. Потому что там, за стеной, творился какой-то кошмар, до него не дотянуться и не исправить в одиночку, и пусть Глейн вытащил этих детей, а скольких он еще не смог спасти, потому что не знал, где искать?

К тому же проникнуть за стену ему помогла черта, доставшаяся от родного отца, которую Глейн так в себе ненавидел. А именно внешность: совсем не сурового Охотника, какими были Стейн, Мэтс — да все были, кроме Глейна. Внешность хорошенького мальчика.

Старик вернулся с узелком обледеневших камней, опустил его Глейну на руку, отошел растирать что-то в горшочке.

— Месяц будешь сидеть в деревне. Никуда не пойдешь. Ты пока калека.

— Так это лечится? — морщась, спросил Глейн.

— Лечится, — кивнул старик, вернулся к своему занятию, и больше ни слова из него не вытащить.

Мэтс у сторожки баловался — пускал пар изо рта, но при виде Глейна тут же подобрался, улыбнулся широко.

— Разрешили пока отдохнуть? — спросил он. Глейн не выглядел радостным. Они без спешки пошли к недавно построенному домику, в котором разрешили остановиться Охотникам.

— Месяц на одном месте… Кто меня вытерпит?

— Иди в столицу. Там раненным Охотникам праздник каждый день. Жаль, я со своей царапиной пойти не могу, — Мэтс вытянул руку вперед, на тыльной стороне ладони красовался отпечаток когтей, выглядело больно. Глейн отвел взгляд, подумал о чем-то, прежде чем буркнуть:

— Не хочу в столицу.

— Хегана там нет.

— Дело не в нем, — Глейн прошел мимо, Мэтс побежал за ним.

— Ладно, не ходи туда. Оставайся в деревне. Ты им детей вернул. Ты им дыру в стене залатать вроде еще обещал?

— Нет никакой дыры в стене. Есть богатые оборотни и алчные стражники. Я проверял.

— Ну и хрен с ним. Они тебя все равно боготворят и год вытерпят и забесплатно кормить будут. Какой еще дурак попрется на территорию нечисти в одиночку.

— Хеган.

Остановились оба — Стейн сидел на поленнице, смотрел на закат с таким видом, словно сегодня уже с жизнью прощался. Продолжил неспешно, гордо:

— Я с ним на ту сторону как-то ходил. В их город.

— Хеган оттуда бы живым не выбрался, он бы не стал прятаться, — возразил Глейн и — не верил. Стейн засмеялся беззвучно, похлопал себя по колену и с той же гордой улыбкой рассказал: