— Вправлю, не переживай. Но и ты не перегибай палку. Ладно, мне работать надо. Будь дома, чтобы я тебя не ждала, раз сами разобраться не можете.

— Хорошо, — все так же ворчит Паша.

— И успокойся наконец-то.

— Куда ж без твоих нравоучений, — ехидничает мой собеседник и первым отключается.

Усмехаюсь, так как другой реакции от Балабанова и не ожидала.

Макс все так же сидит с закрытыми ушами и шепчет под нос статьи Уголовного Кодекса. Повторно улыбаюсь и направляюсь к своему рабочему месту. У меня полтора часа, чтобы закончить с делами, а также решить, как реагировать на Пашкины выпады.

А в том, что он будет снова пугать мальчика интернатом, я даже не сомневаюсь.

— Как думаешь, снова будет орать? — интересуется Макс, когда мы подъезжаем к дому Пашки. — Или сдержится при тебе?

— Так ты решил на меня стрелки перевести, аферист малолетний?

Паркуюсь на свободном месте, глушу двигатель и поворачиваю голову назад, где сидит паренек.

— Ты вроде ему нравишься, — аккуратно произносит, глядя на меня.

— Чего? — округляю глаза.

— Ну, Пашка вчера сказал, что я его перед тобой опозорил, и ему стыдно, — продолжает на меня пялиться, как ни в чем не бывало.

— Это Балабанов сказал, что ему стыдно? Ха, — кривлюсь, так как поверить в подобное сложно. Нереально.

Но очень хочется.

— Честное слово, — Макс утвердительно кивает головой. — Так и сказал.

— Ладно, умник. Потопали. И только попробуй с братом начать пререкаться, — грожу ему пальцем. — Помогать не буду.

Мальчик с воодушевлением на лице вылетает из автомобиля, ждет, пока я поставлю свой транспорт на сигнализацию, и даже первой пропускает меня в подъезд. Надо же, какой джентльмен.

Пашка стоит за барной стойкой, делая кофе, когда мы заходим в квартиру. Смотрит пристально, наблюдая, как Макс раздевается.

Поворачиваюсь к нему лицом, и наши взгляды встречаются. Он не отводит глаз, все также внимательно наблюдая за нами, а на лице желваки ходят ходуном, лоб нахмурен, и нет даже подобия улыбки. Чувствую, сейчас тяжело мне придется.

— И какого хрена ты поперся к Дарине? — спрашивает, когда его брат становится рядом со мной.

— Ты меня из дома выгнал, — смело отвечает Максим.

— Серьезно? — Павел поднимает обе брови вверх. — Помимо двоек, прогулов, воровства и плохого поведения ты еще и врешь?

— Не вру, — выпаливает мальчик. — Это ты меня не любишь и хочешь избавиться. Я не поеду в интернат, лучше пусть Дарина сразу в колонию посадит.

— Так, стоп, — влезаю в разговор, так как подобные речи ничем хорошим не закончатся. — Раз уж вы меня сюда позвали, то ведите себя прилично. Оба.

Макс сопит и опускает взгляд вниз. А Балабанов выдает:

— Я не звал.

— Ах, извините, Ваше Величество, — одной фразой он умудряется вывести меня из себя, и я уже не могу сдержаться, чтобы не съязвить в ответ. — Что нарушила Ваш покой своим визитом. Больше не повторится.

— Дарина, не кипятись, — Пашка выходит из-за барной стойки и направляется к нам. — Случайно вырвалось, я не хотел тебя обидеть.

— А ты никогда не хочешь, а почему-то обижаешь, — теперь уже я повышаю тон. — У тебя все кругом виноваты, как я посмотрю. То конкуренты, то следаки, теперь вот и мы с Максом попали.

— Что ты вечно заводишься с пол-оборота? — Балабанов делает удивленные глаза. — Погорячился, приношу свои извинения. А ты чего замер? — обращается к пареньку. — В комнату вали к себе, стоишь тут, уши греешь, — и Паша кивает в сторону одной из двери. — Живо.

Макс вздыхает, но отходит от меня. Смотрит зло на брата, после чего направляется к себе в комнату, аккуратно закрывая за собой дверь.

— Достал он меня, сил нет никаких, — Балабанов смотрит мне в глаза. — Как мне с ним общий язык найти? Три месяца терпел, а тут сорвался.

— Для начала стоит успокоиться, как я уже тебя просила, и спокойно с ним поговорить.

— Не получается у нас с ним спокойно, — Паша проводит рукой по волосам. — Помоги мне, — и смотрит так жалостливо.

Но я в очередной раз на его ужимки не поведусь. Знаю, как он умеет давить на людей и притворяться, выискивая выгоду исключительно для себя любимого. Нет уж, Паша, свои проблемы будешь решать сам. И пофиг на материнский инстинкт, а также защиту слабых и униженных. Даже слушать не хочу.