Шрифт:
Я подошла к нему поближе, наши руки соприкоснулись, и через некоторое время парень снова взял меня за руку. На этот раз это было не резкое хватание, а нежное скольжение его пальцев между моими. По моей руке пошли мурашки. Джеймс указал на дальний конец кладбища, где рос гигантский дуб. Ряды могил отстранились от него, как складки вздымающейся юбки.
– Туда мы и пойдем.
У меня появилось внезапное желание убежать, чтобы снять все напряжение и беспокойство, которые скопились во мне за последние несколько недель. И травянистый путь шириной с могилу передо мной был таким привлекательным.
– Кто быстрее?
– Серьезно?
– На старт, внимание…
Я отпустила его руку и сорвалась с места.
– А что случилось с «марш»? – крикнул он, смеясь.
Я слышала, как стучали его ноги позади меня.
Это был прямой путь на пятьдесят ярдов или около тогою. Мне придется пересечь несколько рядов надгробных камней и подняться на холм. Я подтянула руки и ускорилась, затем метнулась в угол, пробираясь между могилами на финишной прямой. Джеймс появился в моем боковом зрении, прыгая через камни, как газель. Он рывком обогнал меня, но замедлился как раз перед тем, как добрался до дерева, так что мы, тяжело дыша, вместе коснулись ствола.
– А ты быстрая, – выдохнул он, уронив ромашки на траву, чтобы положить обе руки на колени.
Я покачала головой, пытаясь отдышаться, и прислонилась спиной к дереву.
– А ты как известный бегун.
– Я никогда раньше не перепрыгивал мертвых людей, – сказал он. – Надеюсь, они не возражают.
С этой точки обзора надгробные плиты выглядели как места в амфитеатре. А мы были в центре сцены. Они сидели тихо, терпеливо. Слушали.
– Не думаю, что они возражают, – мягко сказала я.
Парень прислонился плечом к дереву рядом со мной. Его лицо было в нескольких дюймах от моего, достаточно близко, чтобы я могла разглядеть серебристые кусочки, благодаря которым его бледно-голубые глаза сияли. Словно почувствовав, что я хочу получше их разглядеть, он откинул волосы назад. Но те вернулись на место.
– Пора подстричься – пробормотал Джеймс.
Я покачала головой.
– Нет.
Джеймс прикусил губу, когда между нами промелькнуло неловкое молчание. Собирался ли он поцеловать меня здесь, на кладбище? Не могла решить, будет ли это романтично или жутко. Раздумывая над этим, я поняла, что мои губы сухие, но, если я оближу их, он поймет, что я думаю о поцелуе.
Вместо этого он поднял ромашки.
– Вот.
– Для меня?
Он улыбнулся.
– Или ты можешь выбрать, кому мы их оставим.
Мои глаза широко раскрылись.
– О, да, – сказала я, прижимая ромашки к груди.
Джеймс кивнул в сторону ближайшего ряда надгробий, и я прогулялась вдоль них, читая имена и даты. Остановилась я перед камнем в форме сердца, который увековечил память о мужчине по имени Джеймс и его жене Кларе.
– Для них, – сказала я. – Джеймс Алоизиус Робертсон и его жена Клара Роуз.
На лице Джеймса мелькнул странный взгляд, будто он увидел призрака.
– Ты их знаешь? – спросила я.
Он покачал головой.
– Нет, я… хм… – парень отступил назад и сел на скамейку перед их могилой. – Я всегда сижу здесь, когда прихожу. Просто забавно, что ты выбрала это место.
Я присела на корточки перед камнем и провела пальцами над выгравированными датами. Они оба ушли в сентябре, пять лет назад: Клара – шестнадцатого числа, а Джеймс – двадцать третьего.
– Это сегодня, – сказала я. – Он умер ровно пять лет назад в этот день.
Джеймс кивнул.
– Через неделю после жены, – сказал он тихо. – Не смог без нее жить.
– Разве это не мило? Печальным образом, – сказала я.
Я положила цветы перед камнем и присоединилась к Джеймсу на скамейке. Мы сидели тихо, над нами шелестели листья от легкого ветерка. Несколько из них развевались на земле при каждом порыве ветра.
– Ты был прав, – сказала я. – Здесь хорошо. Деревья…
– Деревья хороши, – сказал он, улыбаясь.
У меня возникло желание спросить, были ли книги в кладовке его, чтобы удостовериться. Но мне нравится вся эта секретность. Это помогает мне пережить каждый день, в ожидании книги или записки, небольшой подарок специально для меня. Если я раскрою себя, это будет уже не то.
Джеймс внезапно встал.
– Я должен показать тебе кое-что, – сказал он.
Я поднялась на ноги и последовала за ним. Парень подвел меня к краю наивысшей точки холма с видом на кладбище. Мы стояли перед рядами надгробий. Потом он сказал одно единственное слово, которое испугало и взволновало меня больше, чем любое другое в английском языке.
– Спой.
Я обернулась, чтобы посмотреть на его лицо. Как он узнал? Как он мог…?
– Или кричи, или читай стихи, или отбивай чечетку, – он широко раскрыл руки. – Или пой йодлем. (Прим.: Йодль (нем. Jodeln) в культуре различных народов – особая манера пения без слов, с характерным быстрым переключением голосовых регистров, то есть с чередованием грудных и фальцетных звуков.)