– О, боже, – проговорила мама, когда мы развернулись ко входу в пункт раздачи продуктов питания.

Уже выстроилась очередь приблизительно из пятидесяти человек. Так вот «голодающие», о которых она говорила. На первый взгляд выглядят они не так, как по телевизору, когда показывают детей с опухшими животиками и конечностями как у скелета. Эти люди казались такими суровыми, будто голод был наименьшей из их проблем. Те, кто привлекли мое внимание в первую очередь. Парень с крепкими мускулами и лицом, испещренным линиями, курящий сигарету. Женщина, которая выглядела так, словно побьет меня, если я даже моргну в ее сторону. Они уставились на нас, когда мы проезжали мимо. Неужели они думают, что мы собираемся забрать их еду?

– О, боже, – повторила мама.

– Нам здесь не место, – сказала я. – Поехали.

Мама проделала путь вокруг церкви и припарковалась перед автомобилем, который выглядел весьма неплохо, разве что пассажирское окно треснуло, и было склеено прозрачной пластиковой лентой. На зеркале заднего вида наклеен знак «инвалид».

Мы остались в машине, наблюдая за тем, как прибывает больше людей, и они становятся в очередь. Одна семья подъехала на фургоне, который я предположила, был их домом. Я заметила довольно много знаков «инвалид» и несколько человек с ходунками или тростями. Выглядели они не сурово. А изнывающими от скуки. Через несколько минут из церкви вышел человек и вручил пластиковые заламинированные номерки тем, кто стоял в очереди, и все немного разошлись, кто-то вернулся к своему автомобилю, кто-то присел на траву.

– Давай зайдем внутрь, – сказала мама, не пошевелившись при этом.

Я не была готова.

– Пока нет, – ответила я.

Рядом с нами припарковалась машина. Я повернулась посмотреть на водителя. Это была Чандра Мандрети. Мои глаза округлились, а ее сузились. Мы обе отвернулись. Ой. Мой. Бог. «Чандра Мандрети пошла в пункт раздачи продуктов питания».

Я втянула воздух.

Мама посмотрела на меня в недоумении, но была слишком занята, собираясь с духом, чтобы спросить, почему я тяжело дышала. Она выключила зажигание и посмотрела на свое отражение в зеркале заднего вида. Даже в не-слишком-броской одежде она могла бы отправиться на обед в загородный клуб. Хотя, на мне были самые жалкие кроссовки, но я забылась и надела кожаную куртку.

Мы не выглядели нуждающимися в бесплатной еде.

Мама сняла серьги и бросила их в сумочку. Маленькие бриллиантовые гвоздики, которые папа подарил ей на день рождения несколько лет назад.

– Забыла про них, – сказала она извиняющимся тоном.

– Думала, ты сказала, что нам не нужно быть лишенными средств к существованию, чтобы прийти сюда.

– Не нужно. Мы ведем себя глупо, – она потянулась к заднему сиденью за холщовыми сумками, что мы захватили. – Пойдем.

Я бросила взгляд на Чандру, выходя из машины, но ей пришлось облокотиться на окно, чтобы спрятать лицо. Ее мама ушла, чтобы самостоятельно взять номерок. Но я не могла поступить так с мамой. Не в наш первый раз здесь.

Когда мы подошли к двери, мужчина с ярко-оранжевой надписью «ВОЛОНТЕР» вручил нам номерок шестьдесят семь.

– Мы новенькие, – сказала мама, как будто мы вступали в общественный клуб. – Как я понимаю, нам нужно заполнить некоторые документы?

Тогда мужчина повел нас внутрь к женщине-волонтеру, которая дала маме бланк с вопросами о нашей фамилии и адресе, ежемесячном доходе и количестве людей в нашей семье. Также женщина предложила нам литературу о преимуществах «Американской программы льготной покупки продуктов» (Прим. от англ. SNAP:Supplemental Nutrition Assistance Program).

– Сейчас, это называется продуктовыми талонами, – объяснила женщина.

– Продуктовыми талонами? – прошипела я в ухо мамы. – Серьезно?

Мама просто держала улыбку на лице и писала ответы в маленьких клеточках. Она добавила свои часы работы в течение последних двух недель и удвоила их, вычислив ежемесячный доход и записав этот показатель.

– А как насчет папиного дохода? – спросила я.

– Не о чем сообщить, – сказала она

– Так говорится в графе «Семейный доход». Тебе нужно написать и папин тоже.

Она постучала карандашом по бумаге и наклонилась к моему уху.

– Твой отец сейчас не приносит домой зарплату, Айви. Все, что он зарабатывает, идет в оплату банковской задолженности за его бизнес.

– Что? – я поглядела на сумму, которую написала мама, что она приносит домой с работы на полставки в газете. – Серьезно? Как мы платим за лечение Брейди? – спросила я.

– Позже об этом поговорим, – прошептала мама.

Волонтер с оранжевым бейджем просмотрела наш бланк и, кажется, была довольна, что мы были и вправду настолько бедны. Она подождала с нами, пока мужчина с микрофоном не прокричал «до номера семьдесят!».

Мы встали в линию с другими голодающими. Осознание того, что мы вошли в их ряды, во многом походило на ощущение голода, с ноющей болью в животе. Только чувствовалось немного более похоже на удар исподтишка. Как все стало настолько плохо, да так быстро? Мне захотелось согнуться и опереться на колени ладонями, чтобы отдышаться, но это только усугубит ситуацию. Люди уже и так пялились на нас.

Когда мы добрались до начала очереди, мама попыталась отдать наш номерок мужчине-волонтеру, но он объяснил, что мы должны вернуть его в самом конце. Внутри были разные отделы для разных продуктов. Женщина-волонтер указала на консервы: фрукты, овощи и тунец, упаковки с макаронами и рисом, печеньем и крекерами. Она назвала их «долгохранящимися пищевыми продуктами». Один отдел в центре со свежими фруктами и овощами, а другой – с хлебом и кексами, и другими хлебобулочными изделиями.