– Дополнительные деньги, пожалуй.

– Мы дадим вам знать, – сказал мужчина, убрав мое заявление в самый конец папки.

Я пошла по направлению к выходу, но потом обернулась.

– Я видела, как другие дети моего возраста работают здесь. Обеспечивают ли они свои семьи?

– Вообще-то да, – кивнул он. – Некоторые из них.

– Ох, – пробормотала я, поворачиваясь и выходя.

Быть может, следовало подумать о работе в загородном клубе, но уже слишком поздно. Прослушивания начались час назад.

Брейди был на лужайке перед домом, когда я вернулась домой, и бросал камешки на дорогу. Кая сидела на крыльце с раскраской.

– Где мама? – спросила я.

– Наверху, с папой разговаривает, – ответила Кая.

Я огляделась в поисках Карлы, но ее нигде не было видно.

– А кто тогда присматривает за Брейди?

Сестра выпрямилась.

– Я!

– А если что-то произойдет? Тебе всего шесть лет!

– Если Брейди покинет двор, мне нужно кричать как можно громче. Вот так…

Она глубоко вздохнула.

– Нет! – я остановила ее. – Я поняла.

Забыла ли мама, что Брейди пугало, когда Кая так кричала?

Я подошла к брату и взяла его за руку.

– Брейди, пойдем со мной. Мы идем внутрь.

Он отдернул руку и вернулся к камням.

– Ты иди, – сказал Брейди.

– Ты должен пойти со мной, – сказала я. – Немедленно.

Он зачерпнул горсть камней и продолжил бросать их один за другим.

Я вытряхнула гравий из его руки и схватила его за запястье.

– Заканчивай уже с камнями, Брейди! Ты не можешь вернуть их на место. Ты никогда не уберешь их все!

Тогда он их отбросил, и накрыл руками уши. Стуча по ним. Брат снова начал этот безмолвный крик.

Кая ринулась к нам. Она толкнула меня в живот. Сильно.

– Ты все портишь, – сказала сестра. – Оставь его в покое.

Я отшатнулась от них, чуть не упав на велосипед, который оставила вчера во дворе. Мама и папа даже не спросили меня об этом. Они были слишком заняты, беспокоясь о деньгах, чтобы проявить внимание ко мне или Брейди.

Я побежала к ним, по задней лестнице, но поднявшись наверх, услышала, как они спорили, так как дверь была приоткрыта.

– А как насчет безработицы? Ты не понимаешь? – сказала мама.

– Я не безработный, Сьюзен.

– Тебя там не было, Марк. Те люди бедны, и не потому, что их мультимиллионные предприятия потерпели крах. Я чувствовала себя обманщицей.

Папа ударил чем-то по столу.

– Я делаю все, что в моих силах. Ты хочешь, чтобы я все бросил? Выпрашивал работу в «Sheffley»?

«Sheffley» это папин конкурент и крупнейшая полиграфическая компания в штате. И они не те, кто обращался со своими сотрудниками особенно хорошо.

– Нет, – сказала мама. – Я просто надеюсь, что это скоро изменится. Не знаю, как долго смогу продолжать в том же духе.

– Все не так уж плохо, Сьюзен. У нас есть крыша над головой, еда, одежда. Дети остались в своих школах. Брейди здесь не так плохо. Он…

– Он играет с камнями у обочины дороги! Он вертится возле местного бандита!

Ах, так, в конце концов, она не была высокого мнения о Ленни.

– Этот мальчик не бандит. Его единственное преступление – это проживание в бедном районе, – ответил папа. – Не будь таким снобом, Сьюзен.

Мама ахнула.

– Снобом? Так теперь я сноб, потому что хочу чего-то лучшего для моего умственно отсталого ребенка? Для всех моих детей?

– Наших детей, – поправил ее папа, повысив голос. – Они наши дети, и мы приняли это решение вместе. Они не умрут, если узнают, что все в жизни не подается на чертовом блюдечке с серебряной каемочкой.

Моя рука подлетела ко рту, как будто я единственная, кого прокляли. Отец никогда не ругался. И он никогда не повышал голос на маму.

Затем их голоса притихли, и я услышала, как папа сказал:

– Мне очень жаль. Я делаю все, что в моих силах.

И прозвучало это так, словно он мог заплакать.

Тогда я толкнула кухонную дверь. Мама обвила руками папу, сидевшего на одном из кухонных стульев. Они качались туда-сюда. Подняли глаза, когда я вошла и, должно быть, поняли, что я слышала весь спор. Или, быть может, им просто не хватало энергии надеть все-просто-прекрасно лица.