Пока я стояла в очереди у походной кухни, молитва окончилась и началась перекличка. Я слышала, как командир взвода охраны выкликал арабские слова:

– Сифр! Итнейн! Арбаа! Хамса! [2]

И голос из-за колючей проволоки отвечал:

– Хи-на [3] .

И опять голос лейтенанта Ротуэлла:

– Итнейн! Талета! Ситта! Арбаа! [4]

Из-за «колючки» доносится уже другой голос:

– Хи-на.

Просто удивительно, как это Ротуэлл всего за месяц так наловчился по-арабски.

Получив поднос с двумя чашками дымящегося кофе и двумя порциями омлета из порошка, я осторожно, чтобы не споткнуться о натянутую там и сям «колючку», проследовала в глинобитный домишко, который носил громкое название лагерной комендатуры. Здесь, в первой комнате налево, помещалось представительство юридической службы. Здесь, над стопками личных дел и кучей других бумаг, целыми днями колдовал мой шеф, капитан Блэр. Две порции черного кофе предназначались именно для него. Без кофе к нему с утра было лучше не подступаться. Вот и сейчас он смотрит на меня совершенно безумным взглядом и спрашивает:

– Что случилось, ефрейтор Граммал?

На что я спокойно отвечаю:

– Все в порядке, сэр. Вот ваш кофе.

А сама принимаюсь за омлет.

Потом мы начинаем работать. Выглядит это так. Капитан Блэр садится писать отчет коменданту, а передо мной кладет папку личных дел, поступивших накануне. Моя задача рассортировать их по тяжести преступления и по наличию доказательств. Нарушение комендантского часа – десять суток. Хищение с охраняемого объекта – пятнадцать суток. Некий Мухаммед Хассан унес с покинутого завода три алюминиевые трубы. Спрашивается, что он будет с ними делать? Наверное, загонит кому-нибудь, если найдется такой дурак. Стрельба в воздух на радостях – уважаемая местная традиция – пять суток с конфискацией оружия. Угон машины – тридцать суток. Мухаммед Ифтах угнал машину скорой помощи из больницы. Неужели он думал, что его не поймают? Главный врач пришел на блок-пост и нажаловался. Вот заявление главврача на арабском, вот перевод. Хоть что-то. Обычно в этих папках только желтенькая бумажка – отчет о задержании. Иногда опись имущества, отобранного при аресте. И никаких свидетельских показаний. Вот, пожалуйста. Некий Мухаммед Салех (опять Мухаммед! нет, они просто издеваются) избивал жену так, что ее вопли были слышны на весь квартал. Соседям надоело это слушать, и они сдали его военной полиции, попутно обвинив в сотрудничестве с поверженным режимом. Этот будет сидеть, пока не восстановят иракский суд, куда мы сможем передать его дело. А этот что натворил? Саддам Вахид, кидал гранаты в американские грузовики. Оказал сопротивление при задержании, укусил рядового О’Коннор, так что пришлось накладывать швы. Этот голубчик влип серьезно – нападение на представителя коалиции. Его будут проверять на предмет связей с какой-нибудь организованной группировкой. Если таковых не окажется, то, скорей всего, отпустят, ведь никто серьезно не пострадал. Держать в тюрьме каждого, кто напал на представителя коалиции – никаких тюрем не напасешься. Ну, а если окажется, что он боевик какой-нибудь организации, тогда будет сидеть до особого распоряжения.

Иногда попадаются очень интересные дела. Тогда не обойтись без консультации с начальством.

– Капитан Блэр!

Пауза. Наконец капитан высовывает голову из-за компьютера.

– Обвиняемый спекулировал пропаном в обход карточной системы.

– Экономическое преступление. Клади его туда же, где у нас фальшивомонетчик.

– Тот самый, который на свои фальшивые динары поместил портрет президента Буша?

Я продолжаю сортировать дела.

– Капитан Блэр!

Слышно, как гудит муха под потолком.

– Обвиняемый бегал по базару с портретом Саддама и кричал, что готов умереть за любимого вождя.

– Что-нибудь еще он сделал?

– Призывал народ последовать за ним. Когда его не послушались, стал переворачивать лотки на базаре и кидать фрукты в сторону американского блок-поста. Кричал: «Смерть крестоносцам».

– А как он, собственно, у нас оказался?

– Одну секунду, сэр. Вот показания солдат с ближайшего блок-поста. Торговцы фруктами слегка его побили, потом задержали наши. Был вызван смотритель базара, разговаривал с командиром…

– Я понял. Оказывается, изоляция и лечение психов – тоже наша обязанность. А я и не знал. Подержим, пока не откроется психушка. Так всем лучше, и ему в первую очередь.

Ибрагим аль-Рахим, Муса Хусейн, Абу-Бакр, третий, четвертый, пятый, десятый…

– Капитан Блэр!

Где-то поблизости грохочет взрыв, и лампа под потолком начинает качаться.

– Обвиняемый был схвачен с сирийским паспортом…

– Это не к нам. В отдел разведки.

– Да, сэр.

Капитан Блэр вовсе не бука. Он грамотный юрист и невредный начальник. Просто он родом из Вермонта, что возле канадской границы, и никак не может привыкнуть к этой жаре. Мне в этом отношении легче. Я выросла практически в пустыне, на границе Юты и Аризоны.

– Сэр, здесь несколько дел для передачи в разведку, вы не возражаете, если я туда прогуляюсь?

Возражений не последовало. Я подхватила под мышку папки с делами, через плечо – автомат, а в карман – бутылку с водой. До расположения разведывательной части было около полутора километров. Там же находился отдельный лагерь для ценных в информационном отношении заключенных. Они жили в переоборудованных казармах республиканской гвардии, по двое в камере. Наши зэки – обычные уголовники и нарушители комендантского часа – помещаются под навесами и спят на матрасах. Каждый навес на пятьдесят человек окружен двумя рядами «колючки». В туалет их водят по одному. Три раза в день раздают сухой паек в пакетах и воду в бутылках. Сухой паек ничем не отличается от нашего, если не считать того, что он вегетарианский. У нас нет возможности закупать сухие пайки, отвечающие мусульманским требованиям забоя скота. Я слышала, что когда лагерь только открылся, то некая арабская благотворительная организация предложила нам целый грузовик мясных консервов. Однако под грузовиком оказалось взрывное устройство и «благотворителей» пришлось вежливо попросить.

В течение дня из тарелки репродуктора пять раз раздается призыв на молитву. Между молитвами несколько раз транслируют обращение коменданта, переведенное на арабский и записанное на пленку. Вот и сейчас я слышу этот голос, призывающий заключенных сохранять спокойствие и уверяющий, что все дела будут рассмотрены и невиновных отпустят. Кончается обращение словами: «Вместе мы построим демократический Ирак».

Дела-то мы рассмотрим, вопрос в том, когда… Население тюрьмы колеблется от пятисот до восьмисот заключенных, но разбирательством дел заняты двое – капитан Блэр и я. Иногда нам присылают кого-нибудь третьего.