Именно после разговора с этим рабочим Марина по-другому посмотрела на свою профессию. И поняла, что главное в ее деле – понимать, о чем пишешь и зачем. Постепенно втянулась. После декрета стала работать редактором радиогазеты на том же автозаводе.

Все изменилось в 1989-м году. Однажды к проходной завода с рупором пришел Зянон Пазьняк. Он выкрикивал какие-то лозунги, Марина ходила смотреть, как митингуют рабочие. Начинались «любопытные времена». В автобусах люди ездили с радиоприемниками: слушали XIX партконференцию, начали узнавать имена членов Политбюро… Марина уверяет, что если бы тогда ей кто-то сказал, что мы станем жить, как сейчас, она ни за что не поверила бы.

Но самой принимать участие во всем этом ей не довелось. В конце 1990-го она ушла во второй декретный отпуск. Ушла в одной стране, а вернулась в другую. В другую страну и другую журналистику.

В начале 1990-х Вы были в декретном отпуске. Как и когда Вы вернулись в профессию?

Марина Беляцкая: В 1994-м году началась предвыборная президентская кампания, и моя подруга Лариса Саенко, которая тогда уже работала в «Рейтер», говорит: «Хватит сидеть в декрете. Завтра будет учредительная конференция Союза предпринимателей, ты должна туда пойти. И не будь дурой, не упускай место». Помню, я пришла, там куча народу, все эти предприниматели: Калинин, Мацулевич, Потупа. Я их видела первый раз в жизни. О чем они говорили, не задумывалась. Я хорошо училась в школе и могла быстро конспектировать. Записала все, сократила, выбрала главное и свела воедино. Карягин назавтра говорит: «О, как хорошо! Мы тебя берем пресс-секретарем». А вице-президент Союза Сергей Пирожник подарил диктофон – редкость по тем временам. Буквально через месяц началась первая предвыборная президентская кампания. Карягин участвовал в ней и собирал подписи для регистрации в качестве кандидата в президенты. Потом начались перманентные выборы: в парламент, в горсовет… Так я совершенно случайно прикоснулась к политике. Ко мне стали обращаться предприниматели, которые хотели попасть в депутаты, мол, напиши про меня. И – пошло-поехало… Я стала много писать. Честно говоря, никогда раньше не подозревала, что смогу писать что-то стоящее. Впрочем, многие мои коллеги не уверены были в том, что можно писать так, как писала я. Мне даже в некоторых редакциях говорили: «А мы так не пишем!» или: «А ты не стесняешься вот так себя выставлять?» Но я не умела (и не умею по сей день) писать так, как в те времена было «надо». Слово «формат» до сих пор меня пугает. В «Автозаводце», где я работала до декрета, никого не интересовало, как именно ты пишешь, – лишь бы писал. А сейчас мне кажется, писать можно как угодно, лишь бы это читали.

В чем главное отличие журналистики советских времен и 1990-х?

М. Б.: Во время выборов 1994 года царил дух авантюризма. Все происходило впервые. Никто не мог себе представить, что вот это незыблемое – в лице Кебича – можно убрать и заменить чем-то другим. Думаю, людьми (и политиками, и электоратом) в первую очередь руководил азарт – уберите, уберите их! Что будет потом, никто не представлял. И уж тем более не думали о том, что почти все, кого хотели убрать, как раз останутся – в качестве чиновников, бизнесменов и общественных деятелей. Зато было разрешено все: пиши – не хочу, митингуй, зарабатывай! И это всех пьянило. Тут свалилось на наши головы все: борьба кланов и интересов, вдруг пресса стала «четвертой властью». Демократия! «Жыве Беларусь!», приватизация – все в кучу. Но иного и быть не могло: царила детская болезнь «правизны». И это было увлекательно. А если ты еще сам в этой куче задействован, то почему бы не поучаствовать в истории? Тогда появилась возможность проникать в разные, даже совершенно «закрытые» сферы, организовывать для членов Союза предпринимателей любые материалы. Я чувствовала, что это мое.

А Карягин как-то участвовал в предвыборной журналистской кухне или он Вам полностью доверял?

М. Б.: Во время президентской кампании доверял полностью. Единственное, когда выходил материал, он периодически ругался. Однажды я уговорила знакомого написать «о нашем кандидате», и тот выдал целый «подвал», назвав Владимира Николаевича «темной лошадкой». Карягин очень разозлился: «Ты что написала?» Я ему: «Владимир Николаевич, это же российская газета! Вы разве не понимаете? Масштаб! За вами практически никого нет, а люди будут думать: все не так просто, за ним какие-то силы, а иначе почему в такой крупной газете пишут – темная лошадка?» Карягин очень неглупый человек, успокоился и махнул рукой. А через день опять был чем-нибудь недоволен. Он слегка суматошный, ну и я не подарок. С ним мне было сложно работать. С ним хорошо дружить и сотрудничать, что я потом с удовольствием и делала.

Как работалось с предпринимателями? В чем была суть работы?

М. Б.: Я включилась в работу пресс-центра и сразу познакомилась с огромным количеством людей, многим из которых были нужны разного рода тексты и эфиры. Пришлось покрутиться. Тогда председателем радиокомитета был Сергей Булацкий, однокурсник моего мужа, который, к слову, был свидетелем у нас на свадьбе. Радиокомитет был моим! Зимовский, кстати, тогда работал на радио, во всяком случае, я его часто там видела. Ядринцев вообще был радист, «прописанный» у меня в пресс-центре. Тогда все друг друга прекрасно знали – у нас же очень маленький мирок. Это было время, когда можно было по-дружески зайти и сказать: «Нужно такой материал поставить». Просто так поставить, если текст хитро написан (это называют теперь «скрытый пиар»), или… назвать сумму. Не секрет, что любые выборы – это деньги. В этом нет ничего постыдного и плохого. На выборах журналисты не должны работать на общественных началах, потому что выбрали – не выбрали, а люди РАБОТАЛИ. Одно дело, если кто-то участвует в кампании как волонтер и потому агитирует, будучи членом (сторонником) какой-то партии. Другое дело журналисты. Журналист – это профессия, от которой, к тому же, на выборах много зависит. Я считаю, это аморально, когда кто-то рассчитывает получить пиар и последующие дивиденды в виде депутатства даром. С какой стати? Если тебе есть что сказать людям – говори, совершай поступки, об этом и так напишут. Но если нуждаешься в дополнительной «раскраске», имей соответствующую статью расходов. После выборов пришли будни: работа по расширению Союза (я распространяла информацию об этом), конференции (писала отчеты или делала из происшедшего информационный продукт), брифинги (придумывала информационные поводы), форумы – приглашала журналистов и следила за тем, чтобы отписались. Международные экономические форумы, пожалуй, самое интересное из всего, что мне запомнилось за короткое время, проведенное в Союзе предпринимателей. Это была возможность пообщаться со знаковыми людьми: экономистами и политиками вроде Валенсы и руководителей государств – Прунскене, Бразаускаса, Квасьневского.

Что Вам из этого опыта пригодилось в дальнейшем?

М. Б.: Поскольку предприниматели – люди самых разных профессий, я научилась писать на любую тему и разговаривать с человеком любой специальности и статуса: артист, владелец казино, физик, фермер, чиновник, министр-неминистр – мне сейчас неважно. Это важно только на этапе подготовки к беседе – надо быть элементарно в теме и знать, зачем, собственно, разговор. Еще работа у Карягина научила из ничего создавать информационный повод. Нужно же было словесно «продавать» журналистам деятельность Союза. Для этого приходилось тормошить членов Союза в поиске подходящей темы и потом ее еще препарировать, раскрашивать и развивать, чтобы она хоть в три строки, но каждый день попадала в агентства, на радио и в газеты. Иногда я так распиналась, уговаривая кого-нибудь о нас написать, что сама диву давалась, как все и впрямь славно складывается в новость или даже тему. Это было почти по Михалкову – как мужик корову продавал.

Расскажите, какие события привели Вас в редакцию «Свободных новостей»?

М. Б.: В 1998-м году я потеряла московскую работу, на которую очень рассчитывала. Я надеялась делать белорусское приложение к журналу «Салон». Уже прошли предварительные беседы с москвичами. На последние деньги был куплен дорогой по тем временам компьютер… Как вспомню – так вздрогну. Накануне дефолта переговоры приостановились, и все пошло прахом.

Как раз в этот момент я рассталась с мужем. На руках двое детей, кот, собака и рыбки. Компьютер красуется без дела, а еда стремительно заканчивается, денег – ноль. Срочно надо было что-то предпринимать. Я зашла в «Свободные новости» за компанию с подругой – у нее там были какие-то дела. Наткнулась на Улитенка. Вид у меня был несчастный. Побитый даже. Мы с Александром Леонидовичем не были особо знакомы, но по журфаку и пресс-центру, конечно, знали друг друга. Он спрашивает: «Ну что мы тут ходим?» «Ничего, – говорю. – Может, нужно что-то написать? Я бы написала». А сама чувствую, красная, как рак. Думаю, он тогда все понял про моих котов-собак голодных… Одним из первых текстов, который я написала для «Свободных новостей», был опус о мансардах старых домов – почему жильцы не могут получить их в собственность. Я жила на последнем этаже в доме на ул. К. Маркса, всю жизнь в ожидании капремонта. Мы все тогда хотели в процессе реконструкции захапать мансарды. Многие думали, что это реально – доплатить, самим отремонтировать и иметь двухэтажную квартиру! В общем, я об этих мансардах тоже мечтала. Поэтому и решила все разузнать и заодно написать для Улитенка «хорошую статью» – совместить полезное с приятным. Соседи с нетерпением ждали результатов моих изысканий. («Свободные новости» ж все читали!) И поскольку меня эта тема шибко интересовала, я действительно написала хорошо, самой понравилось. Улитенок тут же поставил в номер. Не в «Свободные новости», а в «Столичную» – новая, вроде дочерней, газета была. Потом я снова писала что-то, приносила и это ставили в «Столичную». Через месяц Улитенок уже официально сказал: «Пиши, – говорит, – что хочешь». Я ушам не поверила. Он сказал то, о чем я мечтала в 80-х.

Вам важно получить одобрение своего текста? Вас в редакции хвалили за написанное?

М. Б.: Поначалу меня хвалили только наборщицы Лиза и Валечка: «Ой, Мариночка пришла!» Мне было очень приятно. Стиль-редакторы молчали, но поглядывали слегка исподлобья.

Я их в первое время побаивалась – однажды слышала, как Татьяна Григорьевна, интеллигентнейшая женщина, повысив голос, «морозно» чеканила кому-то: «Так нель-зя пи-сать!!! Так не говорят! Так не думают!» Потом она и мне иногда такое же выдавала, и поделом – не было ценнее совета. На «Столичную» тогда работал весь состав «СН». Это был потрясающе хороший, почти семейный коллектив. Все сидели в одной большой комнате, вроде ньюс-рума, и наборщицы, и журналисты. Журналисты – в основном одни молодые мужики. Когда я приходила с очередным текстом, они начинали: «Ой, пришла Бе-бе-бе-ляцкая…» Они так, вроде шутя, издевались, а я только смеялась в ответ. Я их всех обожала, потому что была абсолютно счастлива: наконец делаю то, что действительно хочу. Поначалу у меня там даже места своего не было. Но и это не печалило. Я и без стола, думаю, уже была на своем месте.