Как создавался коллектив редакции? Где искали авторов по экономической тематике?

А. В.: Сначала коллектив «Биржи и банки» – это были я и Лена Данейко. Через месяц появился Высоцкий Игорь. Он до этого редактировал газету коммерческих объявлений «Экспресс-контакт». Он такой довольно разворотливый человек оказался. Начал специализироваться в банковской сфере, хотя по профессии – биолог, и затем не только в «БДГ», но и в «Белорусской газете» ее курировал. Буквально через месяц Высоцкий при поддержке Национального банка организовал первую в стране международную банковскую конференцию. Прошла она в Раубичах, от иностранцев были только польские банки. Газета очень удачно засветилась в качестве организатора, подробно конференцию освещала, а многие польские банкиры после этого стали нашими рекламодателями. Через несколько месяцев из журнала «Дело» пришел Саша Михальчук, с которым мы до этого несколько лет работали в БелТА.

То есть, редакция возникла благодаря личным контактам?

А. В.: Ну да, мы были изначально друзьями, хорошими знакомыми. Так, в принципе, любой бизнес тогда складывался. Ведь создавалась новая экономика, специалистов «по рынку» советская власть не готовила. Учились люди уже в процессе. Важнее было доверие, я уже говорил, что государство почти ничего не контролировало. Это большой соблазн для разных мошенников, а «контролерами» стали бандиты. Кстати, какой-то местный рэкет приходил и к нам в общежитие на улице Казинца, но Ратнер отказался платить. И ничего страшного после этого не случилось. Может, повезло. Редакция стала похожа на «настоящую», когда месяцев через 6–7 мы переехали в центр города, на площадь Свободы. Уже могли себе позволить большой офис и расширить штат. Если вначале объем газеты был 8 страниц, то позже увеличился до 16-ти, а потом до 32-х страниц. Еще через какое-то время газета стала выходить два раза в неделю – 32 полосы в понедельник и 24 в четверг.

Когда Вы участвовали в создании «БДГ», газеты «Биржи и банки» уже не было? Или она издавалась еще какое-то время?

А. В.: Газета «Биржи и банки» всего лишь поменяла «шапку». Первоначально она называлась «Биржи и банки», а внизу маленькими буквами – «Белорусская деловая газета». Это ее полное название, она так была зарегистрирована. А через некоторое время «шапка» перевернулась: «Белорусская деловая газета» мы стали писать крупным шрифтом, а «Биржи и банки» – мелким. Название не изменилось, изменилась «шапка». К этому названию быстро привыкли, «БДГ» прижилось и запомнилось, потом перерегистрировалось в таком формате, а про «Биржи и банки» забыли.

То есть, по сути, Вы формировали деловую среду в Беларуси?

А. В.: Мы не формировали, она сама формировалась. Тогда к предпринимателям себя относили ведь не только те, кто регистрировался как юридическое лицо. Было такое время, когда в предпринимательство оказалась вовлеченной значительная часть населения. Скажем, в начале 90-х система сбыта на госпредприятиях нарушилась и возник такой странный вариант – реализацией продукции начали заниматься рядовые граждане.

Это была такая своеобразная школа народного бизнеса. Появилось много посредников, которые выстраивались в длинные «цепочки», между ними возникали отношения, их надо было как-то организовать, проконтролировать. Причем у этой массы людей были свои регуляторы, она не была хаотичной. Возможно, из этих странных посредников, которые торговали всем – от грузовиков до мифической «красной ртути», – и мог сформироваться полноценный класс предпринимателей. Не хватило времени, свободы быстро прекратились, охоту отбили. Хотя я считаю, что государство в то время действовало разумно, допуская такую экономическую «вседозволенность». Проблемы же накрыли страну не оттого, что рынок вытеснил «советскую модель». Сама эта модель разрушилась, население стало разоряться еще при «развитом социализме», оттуда пришли пустые прилавки и талонная система. Но если государство перестает кормить население, оно должно хотя бы не мешать людям самим о себе позаботиться. Так и было в начале 1990-х. А вот если бы государство не только не мешало, но еще и помогало, создало условия, благоприятствовало, тогда бы и у нас развилось массовое предпринимательство. Газета в тот момент просто оказывала, как сейчас говорят, информационное сопровождение этих процессов. И эта информация хорошо продавалась, она была очень востребованной. Газетная информация на любом нормальном рынке – это ведь тоже товар. Хороша ситуация, когда на этот товар есть высокий спрос. Тогда было время спроса на информацию. Нам надо было только следить за тем, чтобы этот спрос не снижался. А это значит, нужно было повышать качество информации, расширять ее. Для такого издания, как «БДГ», важным было не «чтиво», а функциональность. И экономическая информация действительно была функциональной, потому что она реально помогала в бизнесе. Как, кстати, и реклама, это ведь тоже коммерческая информация. Поэтому в какой-то момент рекламы в газете стало очень много – рекламодатели буквально выстраивались в очередь. И не оттого, что им некуда было деньги девать. Это было эффективно – их коммерческая информация с нашей помощью очень быстро находила адресатов.

Это произошло, когда банки и биржи вышли из Наблюдательного совета «БДГ»?

А. В.: Нет, это параллельно начало происходить.

Так это было золотое время для газетного бизнеса!

А. В.: Да, время было хорошее. Только первую рекламу мало кто хотел давать из белорусских предпринимателей. Потому что круг этих бизнесменов был узок. Как сейчас говорят, business to business не очень был развит. А выход через газету на граждан тоже был объективно затруднен – не тот тираж, не та аудитория. Я помню, в числе первых рекламодателей была фирма «Пуше». Потом она стала крупным торгово-производственным холдингом, а начинала как обычная торгово-закупочная контора и предлагала всякую всячину – шпон карельской березы, пылесосы какие-то… Поляки были в то время (1992 год) очень активными рекламодателями, они считали белорусский рынок довольно перспективным. И если поначалу нам приходилось ездить за рекламой на каждую фирму, долго и трудно уговаривать, то позже наступило время, когда реклама сама потекла в газету. Потом наступил момент, когда ее очень много стало, и ее невозможно было всю разместить без ущерба для информационной структуры. Пришлось увеличить периодичность до двух выходов в неделю. Не потому, подчеркиваю, чтобы более оперативно информацию доносить, а потому, чтобы увеличить оборачиваемость рекламы. Только из-за этого. Было много клиентов, которые могли размещать рекламные модули не 4 раза в месяц, а 8 или 6 раз. Как я уже говорил, была очередь на размещение рекламы. Когда появился второй номер, выручка газеты заметно выросла. Марцеву показалось, что можно продолжить эту практику увеличения периодичности и изменить формат, после чего я из «БДГ» ушел.

А Вы были с этим не согласны?

А. В.: Одна из причин, почему надо было расстаться с Марцевым, потому что пропало доверие. Наша дружба испытания деньгами и «славой» не выдержала. Это было большое разочарование. Поэтому и спорить о судьбе газеты уже не хотелось. Тем более что вряд ли бы мы пришли к общему мнению. Петю заинтересовало содержание газеты, а не только ее прибыль, когда его торговая коммерция провалилась. Тогда у него появилась своя «стратегия» развития, он стал представляться «издателем». Вот и возник такой странный план – издавать «БДГ» ежедневно и сделать общественно-политической. Я догадывался о мотивах. Петя решил, что уважение, которым пользовалась «БДГ», можно превратить в рычаг политического влияния. Нравилась ему «политическая хиромантия». Но при этом он почему-то думал, что сохранится и вся рекламная выручка. Но она не могла сохраниться, потому что многие рекламодатели не останутся в издании, которое радикально меняет содержание, аудиторию. Чем острее содержание газеты, тем меньше шансов на рекламу. Во-вторых, в разы вырастут затраты. Значит, вместо прибыли появятся убытки. Ведь нужно увеличивать не только периодичность, но и тираж, ведь нельзя газету такого формата издавать тиражом 20 тысяч. А «БДГ» больший тираж был не нужен, потому что наша аудитория была целевая. Для общественно-политической газеты 20 тысяч – это мизер. 20 тысяч – это же не аудитория избирателей. Это ничто. Тираж должен быть минимум 100–120 тысяч, иначе это будет общественно-политическая газета для политиков. Так оно потом и получилось. Из газеты реклама ушла, расходы выросли, и газета была вынуждена встать в очередь за зарубежным финансированием. И в то время не столько потому, что начались какие-то притеснения со стороны власти, а потому, что ее экономика разрушилась.

Вы сказали, что чем газета острее, тем меньше шансов на рекламу. Похоже, это часть белорусского своеобразия в издательском деле. Во всем мире работают противоположные правила.

А. В.: Так было не всегда. Отрицательный смысл понятие «острота» приобрело тогда, когда политика внутренняя стала ужесточаться, когда даже экономика политизировалась. Лукашенко, когда пришел к власти, сначала держал паузу, он же перед выборами обещал и свободу слова, и рынок. А с года 1995-го начал активно вмешиваться во все. И не только в периодику, в бизнес… Но ведь одно дело – это объективно острая информация, когда газета печатает расследования, становятся известными какие-то скандальные факты, и это вызывает реакцию, потому что затрагивает высоких должностных лиц. У нас же под понятие «острой» стала попадать всякая информация, которая противоречит официальной. В том числе объективная информация об экономике или о политических событиях. Получается, ни о чем нельзя свободно писать, иначе будут проблемы. Когда государство начинает подобным образом контролировать информацию, рекламодатели вдруг ощущают, что они финансируют распространение какой-то «крамолы». Самые грамотные сами об этом догадываются и прекращают сотрудничество, непонятливым подсказывают. Бывало, что в коммерческие банки «спускался» циркуляр: «ограничить (что означало – прекратить) размещение рекламы в негосударственных изданиях». Во всем мире, даже в России, работает другая закономерность – сенсационная, острая подача всегда привлекает читателей, и значит, дает хороший рекламный доход. Будь воля государства, если б это так дико не выглядело, оно бы закрыло всю негосударственную журналистику, которая пытается за рамки контроля выходить. Сейчас несколько изданий таких осталось, скажем, «Народная воля». Они живы только потому, что в этих жестких условиях не имеют возможности развиваться и выйти на большую аудиторию. Как следствие, все, что они печатают, имеет локальное воздействие. Их покупают те, кого не надо переубеждать и агитировать. Они работают на аудиторию оппонентов власти, а новую – по разным причинам – не формируют. Хотя то, в каких условиях они работают, – это ненормально, даже психологически очень тяжело понимать, что тебе противостоит вся государственная машина. Все зарегулировано таким образом, что жить и иметь тиражи могут только те издания, которые финансируются из бюджета. А есть еще социально-административные рычаги, которые вовсю используются, например, организация принудительной подписки, дешевая полиграфия, меньший процент комиссии при распространении… Побочный эффект такого регулирования – Беларусь остается единственной страной европейской части бывшего СССР, куда не пришел ни один крупный иностранный издатель.