Тонкие гибкие руки светлой музыкой скользят по его телу и там, на кончиках её пальцев, так нежно и легко касающихся его лица, кажется, сосредоточена сейчас вся его жизнь. Исчезни она в этот миг и он рассыплется прахом, сгорев в горниле выжигающего тело всепоглощающего желания. Кожа плавится от её прикосновений, сердце бухает, словно сумасшедшее, распугивая своими ударами священную тишину.

— Я люблю тебя, — тихое признание срывается с нежных Аниных губ, согревая лицо Влада теплом её дыхания, и с этой минуты все становится неважным. Уходит куда-то в потусторонье, остается только она — хрупкая и трепетная в его руках. Родная и желанная до помутнения рассудка, до слепого обожания и пронзительно замирающего от переполнявших его чувств сердца.

Никогда в жизни Влад не хотел любить женщину так: самозабвенно, до самоистязания, чтобы почувствовать жилами, мышцами, каждой клеткой льнущего к ней тела, что ей хорошо с тобой. Ему казалось, что мир качается на теплых пенных волнах, шумит в ушах говорливым прибоем и накатывающие один за другим вихри сладостного безумия накрывают его и Аню с головой, растворяя в пучине безусловной одержимости друг другом, пробирающейся в сердце, текущей огнем по венам и заполняющей жаром легкие.

Невыносимая нежность… Этот теплый атлас кожи под его пальцами… И запах её желания адреналином прорастает в кровь, срывая все стоп-краны одновременно. И так не просто сдерживать внутри себя дикое стремление ворваться в неё одним толчком и захлебнуться в охватившем тебя экстазе болезненного помешательства. Когда уходят в абсолютную недосягаемость мысли, и все чувства сосредотачиваются лишь в древнем как этот мир движении друг навстречу другу, когда душа и тело в едином неудержимом порыве хотят стать с ней одним целым — неразделимым живым организмом — с одним сердцем на двоих.

Глаза, нос, лоб, губы, снова глаза… и она вся, сотканная из мягких линий и изгибов, таких ошеломляюще желанных, опьяняющих сильнее крепкого виски.

Господи, как же долго Влад ждал эту ночь, и как сильно хотел, чтобы она запомнила её на всю жизнь, чтобы сколько ни прошло лет, в её памяти момент первой близости с ним оставался волшебной сказкой — внезапной снизошедшей благодатью, рождающей в сердце ощущение невыразимого счастья и тепла. И он растворялся в ней, даруя любимой женщине всю нежность и ласку на которые был способен. Чтобы каждый жест говорил больше тысячи слов, чтобы умирать на её вдохе и воскресать на выдохе. Чтобы целуя каждый дюйм её любимого лица, до отказа наполнять её собой, бесконечно повторяя: «Люблю…». Ловить губами её бессвязный шепот и сходить с ума теряясь в бездне её сияющих глаз.

И в миг, когда видишь, что она уходит за ту черту сладкого безумия, где заканчивается самоконтроль и остаются только первобытные инстинкты, просить «подожди меня», чтобы падая с ней в жаркую бесконечность, рассыпаться на атомы и фотоны; не размыкая рук и губ, воровать влажные стоны друг друга, а потом, медленно приходя в себя, сжимать в объятиях её — тихую и обессилившую, с улыбкой нашептывая:

— Жизнь моя… Моя Анечка…

И вдруг становится стыдно за всех, что были до неё, ведь только с ней он наконец понимает, что значит заниматься с женщиной любовью, потому что то, что произошло сейчас между ними невозможно назвать невыразительным и бесцветным словом «секс». Как и невозможно измерить глубину обуявшего его счастья, витающего в темной комнате синей птицей, подарившей ему бесценный подарок, доверчиво и уютно уснувший у него на груди

Осторожно свесившись с кровати, Влад нащупал рукой валяющуюся на полу куртку и, подняв её, выудил из кармана бархатную коробочку. Бриллиант в два карата в оправе из белого золота тускло сверкнул в темноте, вызвав у Вольского довольную улыбку. Сейчас, Влад точно знал как следует преподнести кольцо Ане, как и был уверен в том, что она не откажется его принять. Засунув кольцо под подушку, Вольский удовлетворенно вздохнул и, крепче прижав к себе спящую Аню, спрятал расползающиеся в улыбке губы в её макушке. Это было какое-то совершенно фантастическое, ни с чем несравнимое ощущение умиротворяющего покоя — засыпать рядом с любимой женщиной: теплой, мягкой, родной. Она была его самой большой и желанной победой, вознаграждающей за настойчивость и терпение, и за беспредельную веру в себя и неё.

Мечты сбываются… Закрывая глаза и сжимая Аню в бережных объятиях, Влад почему-то подумал именно об этом, и еще о том, что утро будет еще более невероятным, чем эта волшебная ночь, потому что первым, что он увидит открыв глаза будет Анино лицо: сонное, смущенное и такое любимое. И проснувшись утром от льющегося в окно янтарно-золотого света, Влад жадно смотрел в её лицо, впитывая взглядом каждую его черточку, и не мог насмотреться, не зная, как остановить неповторимость мгновения. Как же прекрасна была эта спящая маленькая женщина, одетая только в утренний свет и кольцо его рук!

Долгими одинокими ночами он мечтал лежать с ней рядом именно так — ощущая грудью, животом, возбужденным пахом упоительную плавность линий её обнаженного тела. Это было так восхитительно, словно неосязаемые звуки мажорной мелодии вдруг обрели твердость и форму, и теперь касались его кожи своей гармоничной сутью. Как же хотелось прижать её к себе еще сильнее, так близко, чтобы между ними не осталось и щелочки, чтобы сгорел весь воздух, разделяющий их, впитаться в нее каждой клеткой, срастись венами и мышцами, просочиться в кровь… Чтобы сердца в такт, мысли в унисон, чтобы остаться навечно в вакууме их одного на двоих дыхания… Но он боялся пошевелиться и вздохнуть, чтобы не разбудить чистого и светлого ангела, доверчиво положившего голову и ладошку ему на грудь.

В голове Влада вдруг щелкнуло, что по его вине Аня осталась без ужина, и безусловный рефлекс — лелеять и оберегать любимую женщину, острым уколом совести подлез под ребра. Накормить Аню теперь хотелось как-то особенно навязчиво. В гостиной стояла кофеварка и вазы с печеньем. И пусть это был завтрак не ахти какой — восстановить силы и заглушить голод до момента пока в номер принесут еду, все же мог.

Осторожно приподняв Аню, Влад хотел переложить её на подушку, чтобы пойти и сварить кофе, но она тихо засопела, неожиданно забросив на него ногу, и, видимо еще не осознав того, что происходит, издала какой-то обиженно-беззащитный звук, легко потершись о Влада щекой.