— Давай выходить из дому, мой поборник равноправия, а то на самолет опоздаем. У нас сегодня вечером по плану настоящие сугробы и снеговик.

— Да? — Вольский удивленно почесал затылок, поинтересовавшись: — Почему снеговик?

— Потому что я хочу лепить снеговика, а беременным отказывать нельзя! Так что готовься выполнять мои капризы, — Аня застегнула куртку, довольно подмигнув мужу.

Обласкав Аню взглядом, Влад, перенимая её шутливый тон, согласно кивнул:

— Любой каприз, моя королева! Говори, что хочешь?

— Тебя, — обернувшись на выходе, ответила Аня и, тихо посмеиваясь с выронившего из рук чемодан обалдевшего Вольского, беззаботно пошагала к ожидавшему их в машине на улице Егору.

В тот же вечер, забросив вещи в утопающий в снегу шале, Влад потащил Аню лепить снеговика. Бросаясь снежками, дурачась и заливисто хохоча, они привлекли внимание прохожих и, в конце концов, со всей округи к ним стали подходить любопытные туристы, чтобы снять на фотоаппарат или телефон знаменитого супертяжа, катающего снежные шары.

Нахлобучив на снеговика вязаную шапку и шарф, Вольский с удовольствием позировал перед объективами и фотографировался с желающими, как оказалось, не без корыстного умысла, потому что за каждый отснятый кадр взамен он потребовал снимать их с Аней.

Пожалуй, таким непринужденным и счастливым Аня и сама никогда не видела Влада, поэтому получала несказанное удовольствие от его выходок. За ужином, в баре, Вольский заметил, что Аня прихлопывает по столу ладошкой в такт своей любимой композиции Сэма Смита «I’m not the only one» и, демонстративно поднявшись из-за стола, протянул ей ладонь.

— Потанцуем? — игнорируя обращенные на них со всех сторон взгляды, широко улыбаясь, качнул головой он.

— По-моему, здесь не танцуют, — огляделась вокруг Аня.

— Мы молодожены, — подмигнул ей Влад, упрямо поднимая с места. — Нам можно.

Дойдя до свободного квадрата перед барной стойкой, он отступил на шаг, а потом, подняв вверх руку Ани, крутанул её вокруг своей оси, озорно подмигнув. То, что муж превосходно владеет своим телом, Аня заметила еще на свадьбе, но там они, в основном, просто медленно скользили по паркету, прижавшись друг к другу, сейчас же Вольский действительно танцевал, умело ведя и кружа в танце смеющуюся Аню, легко, расслабленно и пластично двигаясь в такт мелодии, словно не был обладателем двухметрового роста и внушительного веса. Это было откровением. И не поддаться влиянию фонтанирующей из этого невозможного мужчины энергетике света и радости было просто нельзя. Так Аня не танцевала со времен своей молодости. В итоге, когда музыка закончилась, им аплодировал весь зал.

— У тебя голова не кружится? — вернувшись к столику, заботливо спросил Влад.

— Разве что от счастья, — Аня смотрела в серые искрящиеся глаза мужа и не знала, как благодарить за него бога и судьбу. — Пойдем отсюда, — не разрывая с ним зрительного контакта, выдохнула она, заворожено наблюдая, как взгляд мужа, темнея, жадно скользит по её лицу. Она с ума сходила, когда он так делал. Страстный и пылкий, он всегда заставлял её задыхаться от желания, даже не касаясь руками. — Я соскучилась.

— А нам можно? — притянув её к себе, ласково шепнул Вольский, потёршись носом о висок Ани и спровоцировав своим жестом у неё волну обжигающих мурашек по всему телу.

— Если осторожно, — улыбаясь в теплые губы мужа и ощущая на своих губах их вкус, Аня закрыла глаза, растворяясь в нежности поцелуя.

Хотя об осторожности этого мужчину можно было и не просить, Ане всегда казалось, что Влад носится с ней, как с бесценной стеклянной статуэткой, а уж сейчас, когда она ждала ребенка, и вовсе не дышал. И все же, несмотря на Анины опасения, что ей теперь и шага ступить не дадут, Вольский даже исполнил её мечту — научиться ходить на лыжах. Правда, исключительно по ровной дороге и под его неусыпным контролем. Зато на коньках Аня накаталась вдоволь. В западной части поселка были оборудованы специальные катки и, взявшись с Владом за руки, они нарезали по льду круги, весело болтая обо всем на свете. Все остальное время они проводили гуляя, наслаждаясь природой и путешествуя в Цюрих.

Отдохнувшие и счастливые, спустя две недели они, вернувшись домой, сообщили родителям о скором прибавлении в семействе, чем привели в совершеннейший восторг Соню и будущих бабушек. С этого момента Аня стала для них человеком номер один. Теперь у Ани, кроме Вольского, помощников было хоть отбавляй, впрочем, и контролеров тоже. Шагу нельзя было никуда сделать, чтобы кто-то в качестве сопровождения не появился рядом, а уж о том, чтобы задержаться на работе — и речи не шло: к возмущенно солирующему Вольскому добавлялся подпевающий хор мам, и спорить с этой сплоченной бандой было просто себе дороже. Каждый считал своим долгом проследить за тем, как Аня соблюдает режим дня, чем питается и хорошо ли себя чувствует. А чувствовала себя Аня, окруженная любовью и вниманием, превосходно. Её совершенно не мучил токсикоз, как с Темой, и энергии было хоть отбавляй, наверное, поэтому и ребенок был таким активным.

Посмеиваясь, Аня говорила Владу, что у неё в животе растет еще один боксер. А когда УЗИ показало, что это девочка, Вольский, зачарованно глядя на экран, сжал Анину руку и хрипло выдохнул:

— А ты говорила — боксер! Какой же это боксер? Это папина принцесса!

Папина принцесса, папина красавица, папина радость — по-другому девочку Вольский и не называл, несмотря на то, что с именем для дочки они определились почти сразу.

Аня млела, когда муж, притягивая её к себе, целовал её большой живот, начиная ласково ворковать с ребенком. Странное дело, но малышка, узнавая голос отца, словно пыталась дотянуться до него, вытворяя что-то невообразимое. Вольский в такие моменты, расплываясь в блаженной улыбке, прижимался губами к выступающим на поверхности Аниного живота бугоркам и низко и мягко урчал: