Б. Б. Скуратов присутствовал на защите диссертации И. П. Вдовиной. Когда с ним об «Ангеле» заговорила моя коллега, московский филолог С. М. Митина, он любезно подарил ей номер «РТ» с рассказом Олеши, однако недостающих сведений не сообщил. В письме ко мне в Киев от 23 февраля 1967 года Светлана Марковна писала; «Скуратов так и не сказал мне название и номер газеты, в которой напечатан «Ангел». Придётся сослаться при нужде на него. Он говорит, что слишком далеко всё это лежит, и он не может найти». [223]

Стало ясно, что Борис Скуратов почему-то под любым предлогом не хочет сказать то, что ему было, несомненно, хорошо известно.

Аркадия Белинкова рассказ «Ангел» явно не заинтересовал. В его книге (в том числе и в позднем варианте) о рассказе нет ни слова.

Сам же Олеша никогда не включал этот рассказ ни в один сборник своей прозы, которые выходили в 1931, 1933, 1935, 1936, 1956 годах, нигде и никогда его не упоминал. Сведения о рассказе отсутствовали и в Библиографических указателях творчества советских писателей тех лет.

Однако, как минимум, ещё один человек из поколения Олеши знал о существовании рассказа «Ангел» ещё до его публикации в «РТ». Знал, где и когда рассказ был опубликован. Этим человеком был преуспевающий филолог Виктор Осипович Перцов, бывший в 1930-е годы хулителем Олеши. В конце 1960-х доктор наук Перцов служил научным сотрудником московского Института мировой литературы.

Бывший в молодости лефовцем, В. Перцов в 1937 году в виде рецензии на олешинский роман «Зависть» дважды публиковал в центральной прессе фактически политический донос на его автора. Напомним, в герое книги Кавалерове Перцов тогда «бдительно» усмотрел «зарождение одного из тех гнусных типов человеконенавистничества, из которых подготовлялись впоследствии кадры троцкистских бандитов». [224] Свой донос Перцов писал безбоязненно, так как в 1936 году Постановлением треста «Украинфильм» была запрещена готовая к прокату картина «Строгий юноша», автором сценария которой был Юрий Олеша. Запрещена с формулировками: «идейно-художественная порочность сценария», «перепев идей философского пессимизма, направленных против коммунистических идеалов революционного пролетариата» и т. п. [225] Это Постановление вмиг превратило Олешу из видного советского писателя современности в изгоя, чьи книги не печатались последующие 20 лет. Ну, а на изгоя, как известно, можно взвалить ещё и новый довесок ещё более страшных обвинений, в чём и преуспел Виктор Осипович. Олеша чудом уцелел под тяжестью таких далеко не цеховых обвинений.

Однако после смерти «вождя народов» именно видному литературоведу Перцову (вот ирония судьбы!) поручают в 1956 году в Гослитиздате составление олешевских «Избранных произведений» и текста предисловия к ним. Неприкаянный, неустроенный, горько пьющий к тому времени Юрий Олеша воспрянул духом, но, очевидно, не веря в прочность и долговечность политических перемен в стране или плохо осознавая их, автор категорически настаивал, чтобы эпиграфом к книге его «Избранного» было поставлено (видимо, как знак лояльности) слабое раннее стихотворение «Ленинизм живёт»… Рассказ «Ангел» в ту книгу не попал и даже не был упомянут Перцовым в предисловии.

Позднее Перцов объяснит это умолчание следующим образом: «В своё время этот ранний рассказ Олеши прошёл незамеченным (здесь и далее выделено И. П.). Да и сам Олеша не вспомнил о нём, когда после долгого перерыва в его изданиях подготовлялось в 1956 году его «Избранное». В него вошли ревниво избранные автором лучшие рассказы 20-х годов, написанные автором после «Зависти». Правда, в этот ряд «Ангела» поставить нельзя. Нельзя не потому что он слабее с художественной стороны, а потому что в нём совсем иная стилистика». [226]

Это объяснение Перцова появилось в сборнике его статей о творчестве Олеши под названием «Мы живём впервые…», опубликованном в 1976 году. В этой книге нет, разумеется, статей Перцова 1937 года. Вместо этого «забывчивый» Перцов, так легко менявший хамелеонову окраску, вспоминает успешного Олешу в канун 1934-го: «Нам, его современникам, всегда не хватало Олеши, когда он не давал нового. Нам хотелось ещё и ещё от его таланта, поистине удивительного, поставившего его в первый ряд советских писателей к незабываемым дням их Первого съезда». [227] Не знает границ цинизм тех, кто верно служит государственной подлости…

Вот из этой-то книги «Мы живём впервые…» (названной строчкой одного из рассказов Олеши) теперь уже не совсем молодые олешеведы, действительно впервые от Перцова, через десять лет после публикации в «РТ», узнали то, о чём так настойчиво и тщетно стремились узнать в 1966-м: рассказ «Ангел» в первый раз был напечатан в газете «Пролетарий» – органе Харьковского губисполкома – в двух номерах 209 и 210 от 14 и 15 сентября 1922 года.

Впрочем, даже в 1998 году «Ангел» всё ещё оставался полуподпольным. В том году я купила том «Избранного» Ю. Олеши, вышедший в серии «Книги для ученика и учителя», в котором на титульном листе стояло: «Зависть», «Три

Толстяка», «Рассказы». В книге я с удивлением и радостью обнаружила олешевского «Ангела». Нет, вовсе не в означенном разделе «Рассказы». Произведение, не названное даже в оглавлении (!), было запрятано среди обильных методических материалов для проведения школьных уроков в разделе под названием «Приложение». [228] И, увы, в умной и тонкой вступительной статье «Человек перед зеркалом» составителя этой книги В. Пашина (случайно ли?) не было ни слова о фактически неизвестном рассказе.