– Вечером увидимся? – заглядываю в ее карие глаза и понимаю, что вляпался.

– Ты приглашаешь меня на свидание? – она хитро щурится, и я, не сдержавшись, прикасаюсь губами к ее пышным ресницам.

– Да.

– Тогда да, увидимся.

– Считаю часы до восьми вечера, – подмигиваю, и отпускаю ее.

К тому времени, как я попадаю домой, уже наступает утро. Сегодня снова бессонная ночь, но я на подъеме. Подхожу к дому, и вижу у подъезда стоящую с сигаретой в руках Катю. Этой-то что нужно…

– Привет, где ты был? Я тебя уже заждалась, – она криво улыбается, переминаясь с одной ноги на другую.

– Че хотела? – меня раздражает ее неумелая игра, и я не испытываю абсолютно никакого желания общаться с ней.

– Да ладно тебе, Лука, ну, не дуйся ты, – она тянет ко мне руки.

– Я не дуюсь, все кончено, Кать, – сбрасываю со своих плеч ее ладони.

– Я это уже поняла… Ладно, мне диск мой нужен, ну, с фильмом, который мы с тобой смотрели на прошлых выходных.

Я понимаю, что это очередная уловка, но решаю не заморачиваться, и молча поднимаюсь наверх по лестнице. Катя следует за мной. Захожу в комнату и, сбросив пиджак, не глядя на нее, говорю:

– Ладно, ищи свой диск, я – в душ. Потом за собой дверь запри.

Набираю сообщение красотке. Как там говорится: куй железо, пока горячо.

Я: Что делаешь?

Тори: Только что из душа.

Я: М… обнаженная, с капельками воды на прохладной коже… Эта картина достойна кисти художника.

Тори молчит, а я, ухмыльнувшись, кидаю телефон возле компа и, пройдя мимо роющейся в дисках Катьки, направляюсь в душ.

Ни на секунду не перестаю думать о Тори, о предстоящей встрече с ней.

– Дура! Идиотка! – ругала я себя, стоя в Центральном парке у фонтана в ожидании Лукаса. Угораздило же меня повестись на россказни этого павлина. Знала, что с такими, как он, нельзя связываться. Нет, распустила уши, а он и рад, лапши навешал. Показушник чертов. Ну, и для чего, спрашивается, звать на свидание, а потом тупо динамить? Если передумал, так и скажи, предупреди человека. Открываю последнее сообщение от него: «Сегодня, в 8 вечера, в центральном парке у фонтана».

Сорок минут простояла. Нет. Все. С меня достаточно. Напоследок оглядываюсь по сторонам. Кругом влюбленные парочки, радостные детишки с воздушными шариками в руках. Даже, вон, парочка пенсионеров не спеша гуляют по аллее, взявшись за руки. Только я, словно неудачница года. Включив музыку в телефоне, надеваю наушники и неспешным шагом направляюсь к дому.

Сбросив в прихожей кроссовки, прохожу в гостиную, где застаю маму.

– Мам, привет, – подхожу к дивану и усаживаюсь рядышком с ней.

– Викуль, привет, ты чего так рано? – спрашивает она, отвернувшись к окну, вытирая наспех глаза. А когда мама поворачивается ко мне, я вижу, что лицо у нее красное и припухшее от слез.

– Друг на встречу не пришел. Мам, все в порядке?

– Небольшие трудности, – улыбается она, пожимая плечами. Но улыбка ее получается вымученной.

– Что случилось? И где Поля? – спрашиваю я, взволнованно смотря по сторонам.

– Поля в комнате, дуется, – отмахивается она и, взяв пульт от телевизора, выключает его.

– Может, расскажешь, мам?

– Не знаю, что и делать, – пожимает она плечами. А я смотрю на нее, и у самой слезы напрашиваются. Такая она уставшая, такая потерянная.

– Сегодня забирала Полю с танцев. Ее хореограф, Альбина Владимировна, сказала, что для поездки на турнир в Москву нужно сдать тридцать тысяч. Плюс танцевальный костюм нужен. Это еще тысяч двадцать, минимум. И на дальнейшее, если мы хотим в турнирах места призовые занимать, нужно брать индивидуальные занятия. А мы и так еле концы с концами сводим…

– Полька расстроилась из-за этого? – спрашиваю я, судорожно обдумывая сложившуюся ситуацию.

– Да… у меня сердце разрывается, – всхлипывает мама, а я притягиваю ее к себе.

– Она ведь живет танцами, с пеленок любит это дело. И как мне ребенку объяснить, что мама не может помочь? А от отца вообще – одно название, – мама плачет навзрыд, а я изо всех сил прижимаю ее к себе. Есть две вещи, которые я не могу видеть. Мамины и Полькины слезы.

– Мам, не упоминай даже его имя… уж лучше в нищете полной, чем рядом с этим извергом. Мне до сих пор снятся сны кошмарные, – ежусь, словно от холода, при воспоминаниях о Полином отце.