— Я не хочу, чтобы ты шла туда, — Рисве не просто приблизился, а налетел на меня, вынудив попятиться. — Твой план не подходит.

— Ты не можешь в этом спорить со мной.

— И почему же? — Он продолжил теснить меня, а я поразилась незнакомому выражению недоброй усмешки на его лице и настойчивой демонстрации наличия у него полноценной эрекции, по-моему, не слишком уместной в такой ситуации. Но не важно, что считал правильным мой перегруженный напряжением разум, потому что моя чувственность покорно отзывалась на излучаемый им мужской призыв или, скорее уж, ультиматум.

— Потому что я знаю, что собой представляет капитан и как работают его мозги, а ты нет. О-о-ох, — Резким движением Рисве схватил меня под ягодицы, приподнял и вжался твердостью между ног, вырвав непроизвольный всхлип и таки пробудив окончательно мое возбуждение, которому сейчас не время и не место. — Что ты делаешь?

— Эта штука там, в воздухе, — дернул головой Рисве в сторону парящего на почтительном расстоянии дрона, — она ведь позволяет ему, тому самому, что обладал тобой прежде против воли, видеть нас?

Его радужки посветлели, став из шоколадно-вишневых прозрачно-золотистыми, с тем же шокирующим эффектом бездонности, что и бесцветные глаза жрицы. Уголки красивого рта изгибались, кадык дергался, мой энгсин часто сглатывал, словно от нетерпения испробовать нечто. Меня. А мой ли это супруг все еще?

— Да, скорее всего, нас видит и он и некоторые другие, — пробормотала, стараясь скрыть растерянность и зарождение страха. Что, если я своей просьбой к Духам сотворила нечто непоправимое?

— Хорошо-о-о, — пророкотал Рисве, втянул мой запах у виска и, откинув голову, послал некое подобие торжествующего клича в небо: — Пусть смотр-р-р-р-рит.

Впившись в мои губы, он начал целовать яростно, и не лаская вовсе, а требуя подтверждения своих прав. Бухнувшись на колени, отчего наши зубы лязгнули друг об друга и во рту стало солоно, Рисве уселся на землю, вынуждая меня оседлать его мощные бедра и потянул за подол платья, избавляясь от него.

— Погоди, — попыталась отстраниться я, но он привлек меня обратно, стараясь снова захватить губы, едва только сдернул, практически насильно, с меня ткань. — Что ты делаешь?

— Мы это делали столько раз, Софи, неужто тебе нужны от меня пояснения? — и опять эта незнакомая ухмылка.

— Но не сейчас же, — Несмотря на все возражения, мое тело было полностью согласно с затеянным возлюбленным, готово было его принять, стоило ему только коснуться, а то и раньше.

— Сейчас, — жестко огрызнулся Глыба, повалив меня на траву. — Ты нужна мне именно сейчас.

Схватив его за густые пряди на висках, я с трудом удержала его голову на расстоянии, вглядываясь в изменившиеся глаза, ища там своего энгсина, а находя кого-то свирепого, голодного, требовательного, вожделеющего с ужасающей страстью.

— Ты все еще мой Рисве? — прошептала, испуганная и непостижимым образом при этом бесконечно нуждающаяся познать и эту грань своего мужчины.

— А ты все еще моя Софи? — ответил он мне, прижимаясь пульсирующим стволом к моему центру и оставляя влажный след на животе. — Ты все еще со мной?

Его лицо исказилось от чувственной жажды, большое тело содрогнулось, бедра толкались и вращались, создавая многогранное трение, но не совершая последнего шага, не вторгаясь, умоляя меня о решении. Мой, пусть с прорвавшейся из неведомых скрытых глубин дикостью, но это был мой Глыба, тот, кого я полюбила и кому буду принадлежать, невзирая на невообразимое расстояние между нами.

— Всегда с тобой, — выдохнула я, раскрываясь для него шире, впуская, обнимая, оплетая руками и ногами. — А ты всегда во мне.

Даже тогда, когда я больше не смогу тебя коснуться, разве что во сне. Рисве прокладывал себе путь в меня непрерывно, до тех пор, пока контакт наш не оказался чрезмерно полным, приподнявшись надо мной на локтях и продолжая вглядываться в лицо пристально, неотрывно, будто рвался не только в мое тело, но и буквально вгрызался в душу, продирался в разум, и это не позволяло мне опустить веки и тогда, когда наслаждения стало слишком много.

— Что ты прячешь от нас, Софи? — голос его ломался, дробился, обретя новые грани. — Скажи, не смей таить.

Слезы боли и кайфа хлынули из моих глаз общим потоком, и я принялась толкать свои бедра навстречу Рисве одержимо, уводя нас обоих с опасной территории честности в зону чистого наслаждения. Кем бы ни был в этот момент мой партнер помимо Глыбы, но и ему не удалось противостоять падению в оргазм, и вскоре он ревел ошалевшим зверем, кончая и врезаясь в меня с такой свирепостью, что внутри еще долго будут вспыхивать всполохи боли-воспоминания о такой разрушительной интенсивности. Спустя несколько минут он отдышался и вскинулся резко, явно чем-то встревоженный, и, быстро отстранившись, ощупал меня с ног до головы, всматриваясь словно в поисках непоправимого ущерба.