Кэш сказал полковнику, что он понадобился кому–то как пилот шаттла. Но вряд ли пилот Бейкер сможет снова усесться за штурвал корабля.

— Это из–за того, что с вами случилось в Тихой войне? — осведомился полковник.

— Да, сэр.

— Капитан, вы искренни со мной. Это требует мужества. Но что касается повреждений вашей периферической нервной системы — возможно, мы кое–что и сможем сделать. Постепенно.

— Сэр, доктор из ВВС сказал мне, что повреждения уже навсегда, — сообщил Кэш.

— Думаю, вам стоит спросить кое–кого другого, — посоветовал полковник, налил себе остатки вина и лукаво подмигнул Кэшу. — Ох, много я пью. И говорю тоже. Типичная стариковская немощь. Мы не можем делать, потому болтаем. Тем не менее, надеюсь, моя компания не наскучит вам за несколько дней. Мои друзья хотят проверить вас. Несмотря на вашу долгую связь с нашим общим другом, несмотря на все его заверения, друзьям нужно убедиться, что вы не двойной агент. Лично я не питаю ни малейших подозрений. Но мне нечего терять. А они в случае моей ошибки потеряют все — и потому должны быть очень осторожными. Надеюсь, вы понимаете.

— То есть я здесь — заключенный?

— Капитан, вы — мой гость. Вы можете идти куда угодно в доме и на территории усадьбы. За ее пределами вы — на земле клана Фонтейн. Их полиция сможет удержать вас взаперти, пока не закончится проверка. Но информация может просочиться в ЦТРС. А они сотрут вас так основательно, что никто не заподозрит даже факта вашего появления на свет. Так что, как видите, вам придется идти на компромисс. Надеюсь, это не слишком травмирует вас.

— Похоже, я впутался в кое–что большее, чем ожидал.

— Капитан Бейкер, оно больше, чем может представить любой отдельно взятый человек.

Кэш сидел взаперти целых три дня. Все время дождило. Низкое небо и тусклый свет подстегивали мелкий, цепкий страх, прочно угнездившийся внутри. Кэш играл с видами Земли на терминале в библиотеке, рассматривал знакомые и незнакомые места, но старался даже случайно не попадать туда, где побывал в прошлом году. Кэш разговаривал с полковником об истории полковничьей семьи и узнал многое об истории Соединенных Штатов. Он пробовал разговаривать с домашними роботами, но большинство не отличались умом, а пара способных поддержать разговор понимала, что лучше такие разговоры не поддерживать. Кэш подолгу гулял по усадьбе под дождем. Такие места он когда–то взрывал и жег: длинные, заросшие мягким мхом газоны, магнолии, поднимающие к дождю цветоложи, похожие на свечи, заросли рододендронов с набухшими почками, готовые взорваться цветами, деревья, покрывающиеся молодой листвой. Усадьба была больше квартала, где родился и вырос Кэш — там жили больше пяти тысяч человек. А в этой зеленой роскоши обитали только полковник да старуха–садовница.

На нее Кэш наткнулся на второй день, когда забрел в дальний угол сада. Там обнаружилась старая женщина в мешковатом темно–зеленом клеенчатом плаще с капюшоном, непромокаемых штанах, забрызганных грязью. Она наблюдала за тем, как пара строительных роботов насыпает курган над каменным строением внутри круга недавно посаженных берез. Она сказала, что там похоронят полковника.

— И все это станет гробницей всего одного человека? — спросил Кэш.

— Он оставляет этот дом и сад людям Индианаполиса — дар прошлого будущему. А я дарю ему гробницу.

Садовница была низенькая, широкобедрая, слегка сутулая. Она затянула капюшон, чтобы он плотно прилегал к коричневому лицу, глубоко изборожденному морщинами. Из–под краев выбивалась пара седых прядей, похожих на клочки шерсти. Садовница была настолько старой, что Кэш терялся в догадках о ее возрасте. Она напоминала давнюю школьную учительницу Кэша: спокойный, мудрый, терпеливый взгляд, низкий хрипловатый голос. Она объяснила, что гробница скопирована с древнего захоронения из старой Англии, откуда в незапамятные времена явились несколько полковничьих предков.

— Когда закончатся земляные работы, я засажу курган дикими цветами и травой из прерии: кустарниковой травой, мятликом, шалфеем, молочаем, очитком, желтыми эхинацеями — и так далее, и тому подобное.

— Вы могли бы попробовать и синий люпин, — предложил Кэш.

— Кажется, вы из Техаса?

— Да, мэм. Восточный Техас. Город Бастроп.

— Сейчас там нелегко.

— Думаю, им бы не помешало малость здешнего восхитительного дождя, — заметил Кэш.

Они стояли под деревом, на мокром слое перегнивших прошлогодних листьев. Дождь просачивался сквозь молодую листву, падал на траву, чистую белую кору молодых березок, плясал на желтых панцирях роботов. Те невозмутимо елозили по грязи. Вода скапливалась на полях шляпы Кэша, стекала вниз. Он сунул кулаки глубоко в карманы плаща, чтобы скрыть тремор. Сегодняшним утром он был в особенности скверный.

Садовница спросила, есть ли в Бастропе сады.

— У богатых есть. Остальные живут в квартирах многоэтажек. Мой дядя растит всякое на крыше, большей частью помидоры и перец.

— Мудрый человек, — заметила садовница.

— Я бы сказал, он знает, чего хочет и чего не хочет.

— У вас есть другие родственники в Бастропе? Возможно, жена? — спросила старуха.

— Я был женат — но не срослось. Но далеко от Бастропа. А там живет большая часть моей семьи. Черт возьми, да вообще все. Мы давным–давно поселились там и оказались слишком упертыми и тупыми, чтобы куда–нибудь съехать. Мэм, а вы сами отсюда?