— Один бандит удрал, а у него наверняка есть дружки. Он мог рассказать и военным, надеясь на часть награды. То есть нам нельзя показываться там, где нас могут искать.

Альдер был молод и силен. Через несколько дней он уже использовал сеть диких для того, чтобы следить за расползающимся по Великой Бразилии бунтом и говорить с лидерами ячеек «всадников свободы» в городах, разбросанных по всей огромной стране. Неделей позже Альдер выбрался из постели и ковылял по лагерю, потел и кривился, поминутно садился передохнуть — но шел дальше. Еще через две недели Альдер перестал употреблять болеутоляющие средства и объявил себя полностью готовым к путешествию.

На следующий день они с Кэшем и парой диких поехали в песчаные холмы за лагерь. Рука Альдера лежала в петле из черной ткани и была прибинтована к груди, — но он отлично управлялся с лошадью одной рукой, и если при этом рана тревожила его, то он никак не выказывал признаков боли. Путники остановились у рощицы народных деревьев, таких зеленых и буйных, в мелкой широкой долине за хребтом, присели в тени среди узловатых корней и черных канатов симбиотической наномашинерии, вцепившейся в скалу, перекусили хлебом, сыром и маринованными помидорами. Альдер сказал, что Кэшу следовало бы ехать на восток и повстречаться с кое–какими знакомыми в Индианаполисе. Тем нужен пилот.

Кэш поднял руки, чтобы показать, как дрожат пальцы.

— Мне нужно закинуться стаканом–другим, чтобы сесть за штурвал. Вряд ли кому с того может быть польза.

— Возможно, мой друг смог бы помочь тебе. У нас мало тех, кто умеет водить шаттлы, а ты уж точно единственный, кому я доверяю.

— Ты имеешь в виду космические шаттлы?

— Да. Те, на которых можно полететь на Луну, когда придет время, — сказал Альдер.

Новости о растущих в Великой Бразилии беспорядках просочились в Трасти–таун от сочувствующего европейского ученого, который сотрудничал с одним из геномагов. Но большинство надзирателей посчитали, что ни к чему хорошему беспорядки не приведут. Великие семьи могущественны. Всякое недовольство будет безжалостно подавлено, и в конце концов ничего не изменится.

— Надзирателям надо верить, что революция захлебнется. Они лично заинтересованы в сохранении статус–кво, — пояснила Эми Ма Кулибэли Фелису Готтшалку. — Надзиратели, возможно, и не осознают сами, но они политизированы настолько же, насколько и обычные заключенные.

— Беспорядки — не революция, — ответил Фелис. — Смутьяны и зачинщики, может, и хотели бы сделать свой бунт революцией — но до сих пор ни у кого не получалось. И вряд ли получится когда–либо.

Они играли в шахматы, и, как обычно, Фелис попал в безнадежный эндшпиль — однако сдаваться не спешил, надеясь на ошибку Эми, хотя опыт давно показал: она не ошибается.

— Насколько я понимаю, обычным людям Великой Бразилии пришлось платить за Тихую войну, оккупацию систем Сатурна и Юпитера — а большие кланы богатели на украденных технологиях, — заметила Эми. — А теперь правительство хочет воевать с Тихоокеанским сообществом из–за кусков льда в пустоте. Дочерей и сыновей призовут в армию, исчезнут последние крупицы свободы, города превратятся в мишени для вражеских ракет. Людям надоело. Они хотят перемен.

— Но ведь простым хотением ничего не изменишь, — сказал Фелис и передвинул пешку на шестую горизонталь, угрожая уцелевшему слону Эми.

— Это ты из личного опыта? — с лукавой усмешкой осведомилась она.

Пару недель назад она коротко остригла волосы и выкрасила их в иссиня–черный цвет, а теперь накрасила и губы темно–пурпурной помадой, положила черные тени под глазами, подчеркивающие хрупкую белизну кожи.

— Нужно понимание того, что и как следует менять, — заметил Фелис.

— Возможно, они хотят того, что было у нас до войны, — сказала Эми и передвинула ладью на клетку в сторону. — А не хватает лишь вождя, который бы показал правильную сторону.

Фелис увидел, что если он возьмет слона, то ходом ладьи ему будет поставлен мат, и двинул вперед последнюю оставшуюся пешку. Эми вывела слона из–под угрозы, поставила шах, заставила отступить вражеского короля, затем привела вторую ладью на ту же горизонталь — и поставила мат.

— Я уже давно проиграл, — потирая онемевшие пальцы левой руки, объявил Фелис.

Теперь он получал дозы стероидов внутримышечно и инъекциями, но эффект был не лучше прежнего.

— Всегда дерешься до конца, — заметила Эми.

— Так учили.

— Твой нос выглядит совсем неплохо — по крайней мере, в здешнем свете.

— Думаю, я начал меняться еще до того, как Эдз Желот сломал мой нос. Надеюсь, перемены продолжаются, — сказал Фелис.

— Но не с твоими эндшпилями.

— Если не доигрывать всякую игру до конца, как надеяться на выигрыш?

— А что бы ты сделал, если бы пало правительство? — спросила Эми.

— Если бы случилась революция?

— Если бы она победила.

— Не знаю, — признался Фелис. — Это еще не значит, что нас освободят.