А Локу хотелось гораздо большего.

Охранный бот перехватил буксир в полутысяче километров от Януса. Лок ответил на бесцеремонные расспросы, приказал пилоту передать управление, и дрон повел буксир на сторону Януса, обращенную прочь от Сатурна. Лок плыл над бугристой равниной, заросшей вакуумными организмами. Он заметил конусовидную насыпь из светлого материала, наверное из отходов, выброшенных при строительстве. Но больше никаких признаков новых биомов и биофабрик, которые геномаг, по слухам, сооружала глубоко под ледяной коркой Януса, так и не обнаружилось.

Буксир аккуратно опустился на посадочную платформу у края большого кратера. Лок закрыл скафандр и выбрался наружу, двигаясь с угловатой грацией в условиях почти полной невесомости. Ассистент Хон–Оуэн сопроводил гостя по канатной дороге до купола, заросшего зелеными джунглями — изделием не профессора–доктора, но самой Авернус, заброшенным задолго до войны. Внутри дипломата встретил второй помощник, бесполый андрогин Рафаэль. Он сказал, что сеньора профессор слишком занята и не может увидеться с гостем.

— Мистер Ифрахим, все, что вы хотели бы сказать ей, вы можете смело передать мне. Либо вы можете договориться о встрече. Однако должен предупредить: ожидание может оказаться долгим.

— Я должен поговорить с ней с глазу на глаз о конфиденциальном деле, касающемся ее сына, — сообщил Лок. — Передайте ей, и посмотрим, что произойдет.

Рафаэль был очень высок и худ, с кожей цвета меда, с волосами, будто пучок золотой проволоки, и лицом, словно оптический обман, когда взгляд сам по себе переключается между двумя разными восприятиями. Лицо не вполне мужское, не вполне женское, немного от того и от этого, но складывалось в нечто совершенно иное. Что это лицо выражало — не понять. Существо сплело длинные пальцы и посмотрело на Лока то ли с лукавым прищуром, то ли с расчетливым холодком, то ли обиженно — не разобрать. Оба сидели на толстых подушках в офисе–балконе с видом на зеленое море пышных крон, густо переплетенных цветущими лозами. Люстры горели у далекой верхушки купола, будто звезды среди ночного неба. Жаркий воздух сочился влагой. Комбинезон Лока промок от пота, но голова дипломата, взбодренная свежей дозой пандорфа, оставалась холодной и ясной. Он замечал все с беспристрастной точностью, загружал в память для позднейшего анализа. Лок даже не вздрогнул, когда в зеленые заросли впереди шмыгнуло что–то, напоминавшее отрубленную руку давно умершего покойника.

— Берри достиг возраста зрелости, — сказал Рафаэль. — Он уже сам может отвечать за свои поступки. Однако в чрезвычайных обстоятельствах я уполномочен действовать от имени родителя и опекуна. Если вы хотите обсудить проблему со мной, возможно, я помогу вам справиться с ситуацией.

— Я уже справился с нею, — сообщил Лок. — Я потому и настаиваю на том, чтобы поговорить с его матерью. Мы оба знаем: у профессора Хон–Оуэн много врагов. Она пережила один скандал — но может не пережить второй. Потому крайне важно обсудить с ней лично дальнейший курс действий.

— Если речь идет о возмещении ваших расходов…

— Я не о деньгах — и хочу, чтобы это было полностью ясно. Речь идет о помощи растерянному одинокому юноше, который сбился с пути. Он попал к опасным людям. Я спас его. Он не ранен физически, но умственно… он в состоянии крайнего стресса. Он в отчаянии. Я сделал все, чтобы помочь ему, — но сейчас он нуждается в своей матери.

Лок говорил, а внутри рос холодный ком. Бесполезно. Оно качает головой, оно такое равнодушное, сосредоточенное. Андрогин сказал, что профессор Хон–Оуэн сейчас не принимает никого.

— У нее очень много работы, и она не хочет, чтобы ее беспокоили.

— Я думаю, многие возмутятся, узнав, что она ценит свою работу больше, чем благополучие сына, — изобразил негодование Лок.

— Скажите, мистер Ифрахим, были бы вы так же возмущены, как пытаетесь изобразить, если бы речь шла об отце Берри?

— Он умер уже давно и на Земле.

— Однако я полагаю, что здесь мы имеем дело с двойными стандартами, — сказал Рафаэль. — И это, к сожалению, типично для вашей несбалансированной культуры. По поводу Берри я скажу лишь одно. Профессор Хон–Оуэн несколько раз пыталась найти для него доходную работу. Он неизменно отказывался. Я могу повторить ее предложение, но сомневаюсь, что Берри обратит на меня больше внимания, чем на мать.

— Интересно, как это — знать, что никогда больше не сможешь заниматься сексом? — поинтересовался Лок.

Мысль выскочила незаметно, облеклась в насмешливые слова, тяжело повисшие в жаркой духоте. К счастью, Рафаэль принял издевку всерьез.

— Это успокаивает, — ответил он. — И позволяет спокойно взглянуть на человеческую глупость. Мистер Ифрахим, вам бы тоже это не помешало. Спасибо большое за вашу заботу — и успехов Берри. Я уверен, что у вас многое получится с ним.

Большинство Свободных дальних согласились с тем, что Идрису Барру и Мэси Миннот следует принять приглашение Сады Селене. Участие в переговорах между «призраками» и Тихоокеанским сообществом очень важно для выживания колонии. Затем Свободные долго обсуждали, как лучше Идрису и Мэси представить себя, что стоит говорить, а что — нет. Идрис предлагал компромиссы, они почти никого не устроили, возникло множество споров, и мнения в крошечной коммуне разделились, всплыли старые раздоры и родились новые. После собрания Мари Жанрено отозвала Мэси в сторонку и попросила оставить на время свою ненависть к «призракам» в целом и Саде Селене в частности.