Встречается и абсолютно противоположная точка зрения, которая отрицает уголовную ответственность юридических лиц как таковую, поскольку любой из предложенных вариантов формулирования mens rea юридического лица является «анафемой уголовного права», и привлекать корпорации к ответственности необходимо в рамках гражданского судопроизводства, когда объективное вменение вполне допустимо [330] .

Концепции вины юридического лица, предлагаемые отечественными исследователями, также не свободны от целого ряда недостатков, основным среди которых выступает тот, что очень немногие из них дают определение вины, которое не противоречило бы принципам и нормам современного уголовного законодательства.

В частности, Р.В. Минин полагает, что «юридическое лицо признается виновным в совершении преступления, если будет установлено, что у него имелась возможность для соблюдения правовых норм, за нарушение которых Уголовным кодексом РФ предусмотрена ответственность, но данным лицом не были приняты все зависящие от него меры по их соблюдению» [331] . Фактически автор пошел по пути привнесения в уголовное право гражданско-правового определения вины (п. 1 ст. 401 ГК РФ).

А.А. Комоско понимает вину юридического лица как «психологическое отношение к содеянному коллектива, определяемое по доминирующей воле» [332] . При этом установление вины необходимо только тогда, когда имеет место совершение преступлений, составы которых сформулированы как материальные, при формальных составах допустимо объективное вменение. Данное определение, напоминающее по своей сути концепцию «организационной вины», не дает ответа на вопрос, каким образом определить «отношение коллектива» к преступлению, совершаемому физическим лицом, и опять же попросту отождествляет вину конкретного работника с виной организации.

Иногда встречаются проекты, которые, хотя и рассматривают в качестве основания уголовной ответственности деяние, которое «было совершено виновно, в интересах юридического лица и причинило вред или создало угрозу причинения вреда, предусмотренного уголовным законом», самого определения вины не содержат [333] .

Системность права позволяет для целей исследования обратиться к нормам административного права, регламентирующим вопросы вины юридического лица. В частности Г.А. Есаков полагает, что ст. 2.1, 2.10 КоАП РФ «вполне могут быть рассматриваемы как «испытательный полигон» для будущих уголовно-правовых норм» [334] . Даже если воспринимать их как «испытательный», пробный вариант, вряд ли формулировка вины может быть применима для целей уголовного права, поскольку в соответствии с п. 2 ст. 2.1 лицо виновно в совершении административного правонарушения, когда у него имелась возможность для соблюдения правил и норм, «но лицом не были приняты все зависящие от него меры по их соблюдению». Кодекс воспринял гражданско-правовое понимание вины, которое, как было сказано, неприемлемо для уголовно-правовых отношений.

Вместе с тем многие из тех концепций вины юридического лица, которые предложены в настоящее время, исходят из того, что для привлечения юридического лица к уголовной ответственности необходимо выяснить, что данным лицом не были приняты все меры, для того чтобы избежать нарушения правовых норм, за которое предусмотрено уголовное наказание, и такая возможность имелась [335] .

Неприемлемость предложенных формулировок для нужд уголовного права объясняется сложностью, если не невозможностью дать определение вины как «субъективного, интеллектуально-волевого отношения лица к своим общественно опасным действиям и их вредным последствиям» [336] применительно к лицу юридическому, которое, хотя и является равноправным участником правоотношений, всегда осуществляет свою деятельность посредством конкретных физических лиц. Так, П.П. Иванцов, обосновывая невозможность виновности юридических лиц, отметил, что вина «выражается в совокупности определенных психических процессов, происходящих в центральной нервной системе человека. В этом заключается главное противоречие идеи признать за юридическим лицом статус субъекта преступления, способного виновно совершить общественно опасное, противоправное деяние» [337] .

Трудно не согласиться и с мнением Н.Е. Крыловой, согласно которому «попытки сформулировать понятие «вины» юридического лица, отличной от вины его представителей и руководителей… заранее обречены на провал» [338] . Профессор Н.Е. Крылова отмечает, что в случае введения ответственности юридических лиц деформации подвергнутся все принципы отечественного уголовного права – принцип вины в силу допущения объективного вменения, «двойственности в понимании вины, определяемой различно для физического и юридического лица» [339] ; принцип справедливости в силу, по сути, «двойной» ответственности юридического лица за одно и то же преступление [340] , принцип личной ответственности, поскольку за преступления, совершенные физическими лицами, к ответственности будут привлекаться юридические лица, в которых они работают [341] . Наконец, изменится само понимание вины – придется вводить двойственные категории вины для физических лиц, с делением вины на формы, и для юридических лиц – без такового деления, соответственно, поскольку последнее утратит всякий смысл.

Именно по причине того, что виновное деяние может совершить только физическое лицо, обладающее сознанием и волей, Б.В. Волженкин говорил о необходимости различать субъект преступления и субъект уголовной ответственности [342] .

По пути опосредованного вовлечения юридического лица в сферу уголовного права, введения так называемого института квазиуголовной ответственности, позволяющей применять в отношении организаций, причастных к совершению преступления, монетарные санкции, пошли законодатели ряда стран [343] .

Преимущество именно такого подхода заключается в том, что он позволяет применять к юридическому лицу меры уголовно-правового характера, не создавая при этом двойственной системы оснований и условий уголовной ответственности.

Подобная модель была предложена в проекте федерального закона «О внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации в связи с введением института уголовно-правового воздействия в отношении юридических лиц» Следственного комитета РФ в 2011 г. [344] , который по большей части был критически оценен представителями отечественной науки [345] . Проект действительно представляется не в полной мере последовательным и внутренне согласованным, поскольку фактически он зачастую говорит именно о привлечении юридических лиц к уголовной ответственности посредством концепции «причастности к совершению преступления», под которой предлагается понимать совершение преступления в интересах юридического лица либо использование юридического лица в целях совершения, сокрытия преступления или последствий преступления, а не о применении к ним мер уголовно-правового воздействия. Так, предлагаемая законопроектом ст. 10415 говорит о судимости юридических лиц – уголовно-правовом последствии наказания, но никак не мер уголовно-правового характера.