Позднее, спустя примерно 20 лет после запрещения этой газеты, с большой похвалой отзывался о ней В. Г. Короленко, отмечавший, что «в лице „Камско-Волжской газеты“ печать Поволжья сделала огромный шаг вперед…»4

«Камско-Волжская газета» сразу же заявила о себе в полный голос. Это был не робкий и невнятный голос новорожденного младенца, а голос серьезный и требовательный, выражавший мысли и настроения лучших деятелей русской провинции. В газете сотрудничал широкий круг передовых представителей провинциальной публицистики, такие, например, как А. С. Гациский (от Нижегородской губернии) и Н. М. Ядринцев (от Сибири). Уже в первом номере «Камско-Волжская газета» решительно отвергла мнение, будто провинциальная пресса «бесполезна». Достойную отповедь, в частности, получила «Неделя», утверждавшая, что «при тех обстоятельствах, в какие поставлена провинциальная печать, какова бы ни была энергия отдельных представителей печатного слова, они ничего не могут сделать».

«Там, где ничего нельзя сделать, остается, очевидно, сложить руки и ждать», – иронизировала по этому поводу «Камско-Волжская газета». И продолжала: «Мы переживаем теперь такое время, когда общественным деятелям в каком бы то ни было роде нужно много энергии и много веры в свое дело, чтобы устоять против повального обессиления, разочарования, апатии, благодаря которым у многих опускаются руки при мысли о предстоящей работе. И чем больше встречается в наше время эта свежая вера, тем непростительней отравлять ее торопливым и неразборчивым скептицизмом. Разрушать эту веру – значит становить ся на сторону того старческого благоразумия, которое ищет только покоя, закрывая глаза на будущее… „Жди и надейся“ – вот неизбежный совет, который вы встречаете отовсюду и во имя которого большинство мало-помалу погружается в равнодушие.

Ждать и надеяться – необходимо и неизбежно, но придадим этим словам более точный смысл, будем говорить: „Жди и действуй, действуй и жди!“» (1872. № 1). Так объясняла мотивы своего появления «Камско-Волжская га зета», всей своей деятельностью подтвердившая верность целям, ради которых и была создана. Именно поэтому она су мела сыграть, по отзыву В. Г. Короленко, очень важную и многоопределяющую роль местной жизни.

«Камско-Волжская газета», выходившая вначале два, а позднее три раза в неделю, печаталась в основном на шести полосах, равных по формату примерно нашей нынешней «Неделе». Ее издатели и сотрудники, экономя газетную площадь (значительную часть которой они вынуждены были отводить официальным материалам), ограничивали себя сравнительно узким кругом вопросов, но освещали их обстоятельно и постоянно. Много места и внимания газета уделяла проблемам политики, просвещения и литературы, но центральным для нее был крестьянский и рабочий вопрос, о котором «Камско-Волжская газета» вела разговор из номера в номер. Газета рассматривала этот вопрос как единый, ибо она не смогла (да и не могла еще) понять социально го различия между крестьянами и рабочими. Для нее крестьянские и рабочие массы, одинаково задавленные административным гнетом и беспросветной нуждой, сливались в одно понятие – народ. В рабочем человеке она еще не видела представителя того развивающегося революционного класса, которому суждено было возглавить борьбу за освобождение всего трудового народа от самодержавного гнета и решать судьбы страны; основную революционную силу «Камско-Волжская газета» признавала за крестьянскими массами. «Главная масса населения, – писала га зета, – наиболее нуждающаяся в помощи, наименее имеет возможность ее ощущать вследствие тех условий жизни, которые по удобству и невинности выражения назовем хоть историческими. На какие бы категории ни делило себя человечество, оно всегда, насколько это теперь можно предвидеть, будет состоять из двух крупных групп: группы людей, живущих на готовых хлебах, и группы людей, которые даже понятия не имеют об этих готовых хлебах. Степень благосостояния общества измеряется степенью благосостояния основной массы этого общества. Там, где эта масса забита нуждой, трудом и невежеством, там нет и благосостояния. В нижегородском Поволжье, например, основная масса эта, как и везде, крестьянская…» (1872. № 50). Из этого положения газета делала вполне закономерный для нее, типично народнический вывод о том, что каждый, кто сочувствует трудовому народу и посвящает себя делу его освобождения, должен прежде всего думать о крестьянских массах и ориентироваться на их революционность. Кто поступает иначе, тот, по мнению газеты, обречен на неудачи и поражение. Этим, например, газета объяснила и главную причину поражения Парижской коммуны. (К этому вопросу нам еще придется вернуться.)

Ориентация на крестьянство как на главную и решающую общественную силу и определяла линию и программу газеты, весь характер ее публикаций. «Камско-Волжская газета» провозглашала, что приспела пора коренным образом изменить отношение к крестьянам: «Теперь это – меньшая братия, перед которой мы должны чувствовать свою вековую вину, если только привычка жизни не поставила в нас вверх ногами все понятия о справедливости. Теперь только мы вспоминаем, что все наши гимназии и университеты, в которых мы учимся и учились, были созданы на средства того темного человека, который не в силах завести порядочную школу для своих детей, обреченных в жертву невежеству и бедности от рождения до смерти. И нельзя сказать, чтобы у нас не было желания поправить ошибку, но в большинстве случаев мы не знаем, как это сделать. Желаний много, но они рассеяны и поэтому бессильны. Как их собрать и соединить – в этом, между прочим, заключается самый интересный вопрос и самая серьезная задача нашего времени» (1872. № 3).

Как видим, газета искренне полагала, что ей ясна «самая серьезная задача» времени, т. е. что она знала, что делать, какую главную общественную задачу решать, но не знала, как решать. Между тем основная беда народников, и в том числе «Камско-Волжской газеты», исповедовавшей их взгляды и их идеи, в том и состояла, что они в силу исторической обусловленности не смогли дать верного ответа на главный вопрос: что делать? Отсюда та расплывчатость программы, которой следовала «Камско-Волжская газета» и которая состояла в том, чтобы «смело указывать на проявления безобразия и самодурства в среде общественной жизни и в то же время с любовью следить за проблесками светлых и благотворных явлений в отечестве, чтобы не пропускать новых вопросов, затрагиваемых столичной прессой по части желаемых улучшений и требований всех классов населения» и при этом «говорить постоянно одну только правду» (1873. № 1); эта программа для того времени была, бесспорно, прогрессивной, и газета осуществляла ее последовательно, хотя ей нередко, по ее собственному свидетельству, «приходилось многое брать с бою и иметь борьбу с неравными силами, навлекая на себя нарекания и даже угрозы».

Основные неприятности газеты были связаны с тем, как она освещала положение крестьян и рабочих, о чем она, повторяю, вела смелый разговор из номера в номер5. Да, в ту пору было более чем смело в провинциальной газете внушать читателю, что «крестьянин наш постоянно живет под страхом лишиться… самой своей жизни», что «условия его существования остались такими, как и во времена крепостного права» (1873. № 120), что те страдания, какими отмечена жизнь крестьянства, «еще сильней и ужасней существуют в жизни фабричных людей» (1873. № 101).

Чтобы показать, что такое положение царит во всей России и что оно вызывает уже в массах взрывы недовольства, «Камско-Волжская газета» наряду с местными материалами широко использовала и сообщения различных других газет страны. Почти целую страницу газета отвела, например, на перепечатку материалов о крестьянском бунте Купянского уезда Ново-Екатеринославской волости (1872. № 62).

Газета подробно информировала читателей о том, как крестьяне слободы Коломийчихи Купянского уезда «объявили открытую войну местным властям» и как «началось движение в сосед них с Коломийчихой селениях с низложением волостного и сельского правления и учреждением нового, своего начальства».

Аналогичные публикации газета регулярно посвящала заводским и фабричным, положение которых вызывало ее горячее сочувствие; об этом можно судить даже по заголовкам ее от дельных публикаций 1873 г.: «Судьба русского рабочего» (№ 54), «Еще о положении рабочих» (№ 35), «Хозяева – с золотом, рабочие – с сумой» (№ 20), «Насилие богачей» (№ 58), «Как обходятся с рабочими на фабриках» (№ 99), «Протест рабочих против притеснений» (№ 65), «Стачка рабочих на фабрике Михина» (№ 8), «Волнения рабочих за границей» (№ 56), «Стачка рабочих» (№ 114).