Шрифт:
В этом торжествующем вое реакции, как справедливо заме чает Б. С. Итенберг в своей книге «Россия и Парижская коммуна»7, нелегко было защищать честь Коммуны на страницах русской легальной печати. Тем не менее слово правды о Парижской коммуне прозвучало в России достаточно внушительно. И прозвучало оно прежде всего со страниц революционно-демократических изданий. «Искра» и «Отечественные записки» дали достойный бой клеветникам Коммуны и мужественно поведали читателям о том, что в Париже произошел не анархический мятеж, а революция пролетариата. Мы знаем, как Щедрин в очерках, опубликованных в «Отечественных записках», по словам Ленина, классически высмеял когда-то Францию, расстрелявшую коммунаров. В этой связи бесспорный интерес представляет отношение к Парижской коммуне провинциальной «Камско-Волжской газеты». Этот интерес усугубляется тем обстоятельством, что до сих пор отношение передовых людей России к Парижской коммуне изучается только по публикациям столичных изданий. Между тем это историческое событие получило большой резонанс и в провинции, и в национальных окраинах России, т. е. всюду, где, по выражению Ленина, страдал и боролся пролетариат8. Можно провести разные свидетельства того сочувствия и понимания, с каким была воспринята судьба Парижской коммуны в провинции и национальных окраинах России, но в этой статье речь идет о «Камско-Волжской газете», и потому подробнее остановимся на ее отношении к Коммуне.
Сообщения «Камско-Волжской газеты» были связаны в основ ном с дальнейшими судьбами участников Парижской коммуны, а также с тем, как был воспринят ее опыт в самой Франции и за ее пределами. Уже 7 января 1872 г. «Камско-Волжская газета» информировала читателей: «Всех заключенных за последнее восстание до сих пор еще насчитывают во Франции до 15 000; к новому году ожидали что-нибудь вроде амнистии, но надежды пока не оправдались», а 28 января газета сделала уточнение, взятое из французских газет: «Общее число лиц арестованных по делу Коммуны, равняется 53 515 человекам».
Все симпатии «Камско-Волжской газеты» были на стороне этих арестованных, и она их не скрывала, хотя знала, ка кие за это могут последовать кары. Но приведем еще несколько сообщений газеты, относящихся в 1872 г.
«Из Парижа получаются довольно неутешительные известия. В промышленности и торговле полный застой и вследствие того в среде рабочего населения господствует страшная бедность, принимающая размеры грозного пауперизма. Тысячи рабочих семей лишены всяких средств снискать себе хоть самое скудное пропитание, многие буквально умирают с голоду. Не говорим уже о том, что тысячи бедных женщин, мужья которых приговорены к смерти или ссылке за участие их в действиях Коммуны, лишились своих кормителей и терпят страшную нужду, но правительство Тьера требует еще с них судебных издержек и отнимает у них последние крохи, последнюю домашнюю утварь для того, чтобы покрыть издержки военного суда, приговорившего мужей этих несчастных женщин к смерти, тюремному заключению или к ссылке» (1872. № 96).
«В последние дни в Париже много произведено арестов. Понятно, что аресты и слухи о предполагаемых строгих мерах ко всем лицам, чем-нибудь замешанным в дела Коммуны, вызвали панику, и многие предпочитают искать убежище в Бельгии и Англии, чем ожидать правосудия от правительства ультрамонтанов… Ненависть большинства народа против версальского собрания начинает обнаруживаться с новой силой, как в то время, когда версальское правительство беспощадно и жестоко подавило Коммуну» (1872. № 73).
Месяцем раньше, сообщая о попытках восстановления монархии во Франции (после подавления Парижской коммуны), «Камско-Волжская газета» заявляла: «Но нужно иметь очень низкое понятие о нравственных качествах французской нации, чтобы пола гать, что она способна будет долго выносить правительство, основанное на насилии» (1872. № 58).
Регулярно публикуя такие материалы, газета, однако, не ограничилась информационными сообщениями. Например, в июле 1873 г. она поместила несколько обстоятельных статей Н. М. Ядринцева, содержащих весьма любопытный анализ уроков Парижской коммуны (1873. № 65, 71, 81). Выводы автора были, разумеется, далеки от марксистских, ибо они делались с позиций крестьянского идеолога. Но хорошее знание истории революционно го движения во Франции позволило ему высказать мысли, представляющие бесспорный интерес. В этих статьях, опубликованных под общим заголовком «Судьбы провинции и провинциальный вопрос во Франции» и подписанных псевдонимом Н. Затуранский, обосновывалась прежде всего закономерность Парижской коммуны. Вся система жизни во Франции, по утверждению Ядринцева, была направлена к тому, чтобы отучить народ от общественных дел, разрознить общество, убить в нем ум и самодеятельность. В таких условиях Париж и социал-демократы, почувствовав снова момент решительных действий, трепетали революционной страстью и желанием немедленного разрешения социального вопроса. Версальское же правительство увидело страшную опасность в руках вооруженного Парижа. «Это были два крайних полюса французской жизни, воспитанные всей предшествующей историей. Сошедшись, эти партии могли только ринуться друг на друга, и они ринулись…»
Выражая сожаление по поводу того, что новая революция во Франции «окончилась без всякого результата», обозреватель «Камско-Волжской газеты» объяснил это тем, что «парижане к главным вопросам жизни сами явились неподготовленными». И неподготовленность эта, по мысли Ядринцева, проявилась прежде всего «в отсутствии всякой солидарности сельских масс и городских рабочих классов». «Поэтому Париж потерпел поражение не столько от версальцев и консервативных буржуазных депутатов, сколько от отсутствия сочувствия к Парижу всей Франции, т. е. сельского и провинциального большинства. Провинциальный вопрос, таким образом, составил самую слабую сторону французской истории, и Франция поплатилась за небрежение к нему многими своими несчастиями и неудачами».
Но какие пути и решения предлагал автор статей во имя того, чтобы избежать на будущее этих несчастий и неудач? Главным образом – «прочное политическое воспитание всего народа». «До тех пор, – утверждал он, – пока прогрессивное меньшинство Франции, хотя бы и с лучшими стремлениями, будет расходиться с народом и не позаботится о его воспитании, она будет постоянно чувствовать задержки своего развития и испытывать внутренний разлад».
Осуществление этой задачи, т. е. такого политического воспитания народа, какое бы гарантировало революционное обновление его жизни, представлялось Ядринцеву делом долгим и отдаленным. По крайней мере Франции, по его словам, «предстоит вековая работа впереди». При этом, правда, он высказал пророческую мысль о том, что плодами французского гения, которому Европа обязана разрешением многих общих вопросов, смогут воспользоваться гораздо раньше другие народы. Это и впрямь звучало пророчески, если учесть, что критика французской жизни явно подразумевала и критику общественных порядков России, а выводы и намеки автора были обращены к русскому читателю. «Мы полагаем, – заключал свои статьи Ядринцев, – что роль русских брать все хорошее из опытов всех наций, избегая всего вредного. Словом, мы стремились к возбуждению самостоятельности русской мысли и критики».
На возбуждение самостоятельности русской мысли и на во с питание общественной активности своих читателей были рассчитаны все публикации «Камско-Волжской газеты», посвященные и Парижской коммуне, и другим революционным выступлениям трудовых масс европейских стран. Газета внимательно следила за политическими событиями как в самой России, так и за рубежом. И тщательно отбирала из потока сообщений то, что с ее точки зрения представляло действительный интерес. Характерно, что она не жалела газетной площади, когда сообщала о революционном движении в Испании и Италии или когда писала о деятельности Международного общества (Интернационала). Газета опубликовала почти полный текст «Воззвания к демократии», подписанного Гарибальди, из которого особо выделила слова: «Умственное возрождение должно быть завершено облегчением пролетариата, который не находит обеспечения против голода в своем труде, служащем к обогащению других» (1872. № 65).