– Она умерла в родах?

– Да.

Я вдруг увидела его ребенком. Темненьким таким, темноглазым мальчиком, с пустым лицом. Очень уязвимым и смирившимся с этим.

– Ты помнишь что-нибудь… из того года?

– Не мозгами. Вот этим местом, - прикоснулся он к груди.
– Как будто всегда знал, что был брошен. А потом мне рассказали. Отец не в курсе, что я знаю.

Мне долбануло болью в солнечное сплетение и я упала обратно на кровать.

Вот и весь секрет маски.

Разве сложно было мне заглянуть чуть глубже, перед тем, как трогать его?!

Нужно уходить?

Внутри оборвалось…

Не хочу.

Хочу полежать молча в обнимку. И целовать эти ямочки на щеках. Ямочки у него мамины… Мне хотелось не этой протыкающей боли, а его плещущего счастья и наполненности, которые иногда мелькали как деликатесы между другими эмоциями.

И еще хотелось порыдать… Да. Без всякого смысла. Чтобы расслабиться.

Сглотнув ком в горле, я на секунду потеряла смысл того, что делаю.

Зачем мне уходить? Зачем останавливаться?

Не хочу останавливаться, я руки его хочу!

И тут словно что-то щелкнуло, канал с реальностью переключился, время потекло по-другому… мне показалось, что я прикрыла глаза и вижу сейчас только часть происходящего, как слепая. Но это было такое облегчение!

– Дэн? – позвала его я, резко ощутив себя словно в кандалах, ленты от босоножек до боли врезались в кожу, – ты умеешь делать массаж?

– Что!? – сорвался его голос.

– Да ненавижу эти туфли, ноги болят ужасно… - воздух в комнате застыл, и кажется даже исчезли приглушенные звуки музыки доносящиеся снизу.

Мне показалось, что остановилось время и я выпала из реальности. Все эмоции пропали. Я ждала, ждала, ждала…

– Ты там уснул? – не дождавшись реакции, спросила я.

– С тобой, б**ть, уснешь! – я вздрогнула от неожиданности.

И тут по венам заструилось облегчение, раскачивая меня на своих волнах и опьяняя. Голова закружилась… Боль начала отступать, заменяясь на волну эйфории, а потом на что-то такое…

Это было такое невообразимое тепло, что заплакать захотелось еще сильнее.

– Так что, казнь за несоблюдение правил откладывается?

Малыш кайфовал...

– И не мечтай! Только на время массажа… пока ты будешь делать мне хорошо, я разработаю план мести, – на автомате покусала его я.

Кровать качнулась, и его руки наконец-то коснулись меня, заставляя простонать от эйфорических теплых ощущений единения.

Я тут же собралась в ожидании последующей порции боли. Я помнила это сладкое, насквозь пронизывающее душу тепло, которым иногда окатывал меня Олег, и следом за которым неизбежно следовала волна невыносимой отчаянной боли, которая раскурочивала все мои внутренности. Это вкус его чувств. Я научилась терпеть эту отдачу от близости.

И я застыла и сейчас, ожидая, что долбанет. Но ничего не произошло! Просто тепло… и я облегченно простонала снова.

– Прекращай это Туманова... Стоны свои… - сильнее сжал он мои ступни.
– Иначе, я не ограничусь массажем. А я слишком зол и пьян сейчас, чтобы быть идеальным с тобой.

Размечтался… - усмехнулась я, отдаваясь его рукам и чувствам.

– Терпи, Зорин, - его пальцы нежно и сильно вдавились в мою кожу, вызывая ощущение щекотки в затылке, от которого закатывались в удовольствии глаза.
– Ох… Еще так… - замурлыкала я, опять теряя контроль над своим речевым аппаратом.
– Обожаю твои пальцы…

Он фонтанировал эмоциями… безумно вкусными! Но открываться до конца было страшно, и я расслаблялась ступеньками, пуская его в себя с каждым разом чуть глубже. Иногда немного подаваясь назад и снова позволяя ему течь во мне. Это было так необычно! Как будто я режу себя бритвой, а боль все не приходит и не приходит – только удовольствие!

– Женька… Я так люблю и ненавижу твои е*анные качели… – пробормотал он, прикрывая с улыбкой глаза, и сжимая какие-то оргазмические точки под моими пальчиками.