— Риндаль, нет! — в последний момент Вика отвернула голову. Мягкие губы коснулись щеки. — Я же просила тебя не гнать лошадей.

— Прости… — выдохнул мужчина ей в щеку. — Но я люблю тебя. И сдерживать лошадей мне не так-то просто, — он улыбнулся как бы виновато.

— Ринд, прошу тебя, не надо, — она отстранилась.

Риндаль отпустил ее плечи.

— Что — не надо? Про любовь? Но это правда, — в ореховых глазах отразился омут безысходности. —

Ты зацепила меня с самого первого дня. Поначалу я не думал, что всё окажется настолько серьезно… А теперь просто схожу по тебе с ума!

Вика не знала, что ответить. Она видела, что каждое слово ему дается с болью.

— Ладно, красавица, извини. Больше не буду, — в глаза попыталось вернуться дерзкое выражение, но его выбило оттуда словно нечто чужеродное.

Риндаль развернулся и решительно направился к пропасти. У Вики в горле застрял немой крик. Но, к счастью, прыгать он не собирался. Только притянул за веревку качели и привязал их к дереву.

— Едем, красавица.

Вернувшись в замок, Вика хотела поговорить с Блайвором. Сказать, что не обижается за те слова, что понимает его боль утраты. Но вместе с тем и объяснить, что нельзя стричь под одну гребенку целую расу, что и оборотни тоже все разные.

Возле двери в королевские покои она столкнулась с Клафтом.

— Милорд спит, миледи, — сказал ей слуга. — Если у вас ничего срочного, прошу вас, не будить его.

Милорд за последние дни совершенно вымотался.

— Абсолютно ничего срочного, — промолвила Вика. — А можно тогда поговорить с тобой? — откуда-то она точно помнила, что Клафт- человек.

— Конечно, миледи.

— Пойдем ко мне.

Девушка привела его в свои покои, усадила в кресло.

Собралась с духом и задала вопрос, который не давал в последнее время покоя:

— Не любит Блайвор людей, да?

— С чего вы так решили, миледи? — слуга явно удивился.

— Как я понимаю, рабы здесь только люди, прислуга из числа оборотней — свободные?

— Мы тоже не рабы, — возразил Клафт. — В Иннарии вообще нет рабства.

— Но ты же говорил, что Блайвор купил тебя на невольничьем рынке, — напомнила Вика.

— Все правильно, миледи. Меня продали в рабство за долги. Сын у нас заболел, младшенький. Лекари от него быстро отказались. А маги — те долго деньги выкачивали, пока мне уже в долг брать стало не у кого.

Милорд приобрел меня в Ворготе, это город на пограничной реке Залмис, но стоит он на ласвийской стороне. И родом я из Ласвы.

Иннарийцы нередко так делают — покупают в Ласве рабов и освобождают с условием, что человек должен отработать уплаченную за него сумму. Милорд, с учетом назначенной за меня цены, предложил мне договор на пять лет. А я по первости струхнул, чуть вовсе не отказался.

Дело в том, что практически никто из Иннарии не возвращался, и каких только слухов у нас не ходило: и что обманывают оборотни — навечно в рабстве оставляют вместо того чтобы отпустить, и что вовсе сжирают работников по окончании срока службы.

А потом подумал: в Ласве-то рабство пожизненное, а если на рудники продадут, так и недолгой эта жизнь будет — неизвестно протяну ли я там хотя бы пять лет. А тут какой-никакой шанс к семье вернуться.

Вдруг не обманывают волки?

Милорд не один в Воргот приезжал, впятером они были, рабов купили шестнадцать человек. И вот едва мы с рынка вышли, оборотни нам предложили: мол, если у кого есть семья, можно взять ее с собой.

Или написать, кто не из Воргота, чтобы приезжали в Иннарию следом.

Зазывать семью в логово оборотней опять же страшно было. А не звать — с голоду ведь помрут. За кормильца в семье старший сын остался, жена от младшего день и ночь не отходила. Но много ли заработает тринадцатилетний пацан?

Письмо написать милорд взялся, я грамоты тогда не знал. Правда, везти больного сынишку, да еще по зиме, никак нельзя было. Но с другой стороны, я понимал, что месяц, от силы два, ему осталось.

Так милорду и продиктовал: мол, приезжайте, как Исхи помрёт. Милорд удивился, спросил, кто такой Исхи.

Ну, я всё ему и рассказал.

Вместо моста через Залмис он погнал обоз в мой городишко, за сорок лиг от Воргота. Исхи милорд лечил три дня напролет. Я, откровенно говоря, не верил, что будет толк. Но на четвертый день сынишка быстро пошел на поправку. А сейчас ему уже двенадцать лет, — Клафт тепло улыбнулся, очевидно, мысленно увидев мальчика.

И чуть помолчав, продолжил:

— Кстати, за лечение сына милорд мне ни дня не прибавил к сроку отработки. Теперь я знаю, почему из Иннарии почти никто не возвращается — от добра добра не ищут. Милорд и моей жене дал работу. Нас всех обучили грамоте, счету, письму. Потом бытовой магии и несложному целительству. И вот скажите, миледи, зачем мне возвращаться в Ласву?