А потом пришел день, и они шли к своему дому. Рано или поздно их пристанище найдут воины. Но тогда множество детей Скаши сможет дать отпор. Почему? Потому что - Ашк уже знала это - черноглазых детей рождается куда больше, чем синеглазых. Больше, чем умерло раньше. Больше, чем было в народе. Может, прошедшие пути тысячи смертей решили вернуться? Может, новые души пришли тропами Богини в мир? Она не знала.

– Из городов придут воины, они смогут убить их. Бесполезно и неправильно убить их.

– Так не будет, - говорит Ашк, - Не бойся, ланье сердце, они придут в леса и найдут пустые жилища. Мы станем водой и ветром, лисами и волками, камнями и деревьями. Нас не узнают, нас не заметят. А потом мы возьмем всех. Мы соберем всех детей, Йинк. Сегодня, завтра и через год, и год спустя. Больше не будет синеглазых птенцов. Больше не будет у них потомков. Только птенцы. Они не успеют сжечь всех. Они уже не успеют сжечь никого.

– Мы не будем сражаться?
– удивился Йинк, - Народ ждет войны, Ашк.

– Это и есть война, - сверкают глаза Богини, - Это именно она и есть, Йинк. Самая страшная из всех войн. И мы победим.

Llei, llee - обращение в близкому

Вторая жизнь. Skuash Shasu. Обручение Скашь

Тысячу смертей спустя...

Благословение Скашь обоюдоостро, как Thaighardt. Отныне нет смысла ходить по земле. Вот Thaighardt, их надежда на встречу в дальнейшем, не тут и не сейчас. В других путях, иных мирах, везде, где их сердца откроются друг другу.

– Ты знаешь, что там, за пределом?
– спрашивает Йинк.

– Знаю, - отвечает Ашк.

– Почему же я не помню?
– спрашивает Йинк. Ашк смеется.

– Потому что ты смешная лань, и видишь не дальше соседнего куста. А скаши летают высоко и видят далеко. И память у них хорошая.

Объяснила, называется. Смеется, как девчонка. Годы ушли прочь, нет больше лет за их спинами. Но потом сжалилась. И сказала,

– Я просто много дней проводила в charu, чтобы вспомнить, Йинк, и никогда уже не забывать. Лесные травы полуночи, рассветная влага нашего ручья, лунный свет и кровь жертвы - все это уводило меня...

Йинк только вздохнул, он никогда не умел так легко входить в бесконечные туманы Еhhe Jia. Зато если уж входил - то выносил оттуда самую чистую волю Богини. А вот Ашк нет, никогда не слышала Ее, зато умела быть ее руками.

– Уводило в Еhhe Jia, а там я больше птица, чем Ашк, и больше - звук, чем плоть, и больше - смерть, чем жизнь. И там я помню все. Знаешь, там, за пределами, столько всего. И мы уходим туда, и там уже решим, возвращаться или нет... Но я больше не вернусь, - уверенно мотает головой, снова смеется.

Может, вернется, может, и нет.

Интересно ж, что будет в родных землях тысячу лет спустя, правда? Конечно же, интересно. Идут почти весь день, держась за руки. Лучше обряд Thaighardt провести в лесном храме Скашь, но туда они не успеют. Да и к чему наводить погоню, не умеющую летать, зато следы они читать умеют хорошо. Так что подойдет любое место. Как раз успеют удивить златоволосых палачей.

– Мы больше не вернемся, - снова говорит Ашк. Будто убедить пытается.

– Ты уверена?
– спрашивает Йинк.

– Да. Птенцы вырастают, им пора вылетать из гнезда. Смешные птенцы, смешные chickha, разоряющие гнезда птенцов. Все мы смешные. Все всегда начинается только смертью. Настоящей, первой нашей настоящей смертью, Йинк! Ты представляешь?
– радуется, как девочка, и чему радуется? Смерти...

Семь десятков последних птенцов. Бледна Ашк, устал Йинк, увела в горы рыжая лисица Суишь семь десятков скашьих детей. Там их встретят, там покажут им путь. Там проведут все нужные обряды, и птенцы не утратят свои крылья, свои небесные пути. Все продолжается, что было начато давным-давно, не в этом времени, но начато - ими.

А потом был вечер, и они провели его в объятьях друг друга. Не впервые, но отчего - как впервые? Может, потому что - в последний раз? Неумолимым напоминанием двуклювая смерть лежала у их изголовий, свидетель любви и страсти. Блестело лезвие в мерцании звезд, напоминая о том, что людские пути продолжаются и не имеют завершения.

А потом была ночь, и они сидели, глядя в темноту, и молчали. Вокруг шумел лес, вдали догорал город светлоглазых, подожженных изнутри и снаружи, с неба и с земли. Но они не слышали уже того, они ушли. Целая череда смертей и кошмаров лежала за их спиной. Куда больше, чем нужно великой Богине, но ровно столько, сколько нужно, чтоб жить.