А Исаев между тем наводил мосты с ефрейтором Курицыным, вестовым полковника Туркула, слегка подвыпившим, но подтянутым — форма выглажена, сапоги начищены, рыжие волосы расчёсаны, усы нафабрены. Первый парень на деревне.

Очень скоро оба уважительно обращались друг к другу — «Елизар Кузьмич» да «Иван Филимоныч», не иначе.

Нашли, короче, общий язык и давай «своих» обсуждать.

«Сам-то…» — приглушённо говорил Курицын, уважительно кивая на Туркула. «А мой-то…» — вторил ему Исаев.

Авинов усмехнулся: лучше не прислушиваться, а то узнаешь ещё много любопытного о себе…

— Сердар! — прибежал Махмуд. — Все машины спустили! Стоят!

— Отлично!

Забавно, что текинцы не слишком любили строй, и конных их всегда тянуло скучиться. А вот машины выстраивают по линеечке, любо-дорого.

— Молодцы! — искренне сказал Кирилл. — Вольно! Разойдись!

Выстроившиеся джигиты, как один сверкавшие белозубыми улыбками, разошлись, описали сложные траектории и снова сошлись, уже вокруг «сердара».

— Всё проделали как надо? — строго спросил Авинов, оглядывая строй бронеавтомобилей.

— Так точно! — гаркнул Саид Батыр.

— По регламенту, — важно добавил Умар.

— Ну тогда ладно…

Кирилл прогулялся вдоль состава, разглядывая людей, отыскивая когда-то знакомых.

Иных он встречал, а прочих… Кто знает?

Может, в другом батальоне служат. А может, сгинули на полях боёв…

Интересно, что само название полка — Офицерский — уже мало отвечало истинному положению дел.

Половину бойцов, да как бы не большую, составляли рядовые, мобилизованные прошлым летом.

Были тут и те, кого призвали буквально на днях.

Шахтёрские парни из Государева Байрака, распропагандированные красными посульщиками, шли в Белую армию, прямо скажем, безо всякой охоты.

А после удирали по ночам, в одиночку или вдвоём, к красным, благо бежать недалеко…

Самой малочисленной в батальоне была вторая рота.

Вот её и пополнили семьюдесятью мобилизованными шахтёрами.

— Ваше высокоблагородие! Ваше высокоблагородие!

Авинов так глубоко погрузился в думы, что расслышал сей призыв не сразу.

— Прости, братец, задумался.

Подбежавший Курицын отдал честь и сказал, весело ухмыляясь:

— Соломки свежей не желаете? Под бочок?

— Желаю! — оживился Кирилл.

— Сей момент!

Вскоре целый взвод похохатывавших солдат натаскали в товарную теплушку, где собрался ночевать Авинов, пахучую гору душистой соломы.

— Не перина, чай, — развёл руками вестовой, — а всё мягче!

— Спасибо, братец!

— Так рады ж стараться!

Исаев как следует натопил печку, но выспаться капитану бронероты не дали — случилось ЧП.

Было далеко за полночь, когда полковник Туркул отправился по сторожевым охранениям проверять полевые караулы и сделал неприятное открытие — офицер второй роты, штабс-капитан Лебедев, был заколот штыком.

Лебедев ушёл в полевой караул с шестью солдатами из Государева Байрака, а те и бежали, приколов своего офицера.

Командир батальона тут же снял вторую роту с охранений и отправил её в резерв.

Петерс, узнав о преступлении, не изменился в лице, остался спокоен. Понурился только, посуровел.

— Господин полковник, — произнёс он, — разрешите мне привести роту в порядок.

Жёсткое лицо Туркула слегка разгладилось.

— Не только разрешаю, — сказал он, — но и требую.

Петерс повернулся кругом и удалился к своим.

— Строиться!

Вторая рота поспешно выстроилась вдоль вагонов.

Ночь была на диво ясная, луна, хоть и мутноватая, заливала холодным сиянием заснеженную степь.

Не здороваясь, Евгений Борисович прошёлся вдоль строя, скрипя плотным снегом, прибитым ветрами.

— Господа офицеры, — проговорил он, — старые солдаты и добровольцы десять шагов вперёд шагом марш.

От второй роты мало что осталось — одни бывшие красноармейцы да шахтёры. Человек шестьдесят или семьдесят молодых лбов.

Они беспокойно посматривали на Петерса, а тот молчал, только подбородок гладил, будто проверяя, хорошо ли тот выбрит.

— Рота, зарядить винтовки… — приказал он негромко. — Курок.