Шрифт:
Не теряя темпа, ворвались на станцию Ямы.
Взяли атакой станцию Лиман, куда стянулся весь 3-й полк.
За два дня батальон прошёл маршем по тылам красных до ста вёрст.
С налёту ударили по Лозовой.
Когда капитан Иванов, гарцуя на страшной рыжей лошади, поднимал роту в атаку, к полковнику Туркулу подскакал командир 2-й батареи Вячеслав Туцевич, тоже полковник по званию, а с ним огромный ординарец его, подпрапорщик Климчук, пожилой солдат.
— Антон Васильевич! — крикнул Туцевич. — Прошу обождать минуту с атакой! Я выкачу вперёд пушки!
— Выкатывайте, полковник! А мы пока покурим…
Десяток орудий батареи Туцевича настолько быстро вынеслись на передовую, снялись с передков и открыли беглый огонь, что свои восхитились, а красные растерялись.
Полковник Туцевич, сухощавый, с тонким породистым лицом, с серыми, холодными и зоркими глазами, олицетворял собой офицера.
Если такого вешать, то табличку на грудь с надписью «Белогвардеец» цеплять не придётся — и так видно…
Как-то раз Котов слышал разговор пулемётчика второй роты, поручика Гамалея, с капитаном Трофимовым.
Гамалея назвал тогда Туцевича «игуменом». Трофимов улыбнулся, согласно кивнув.
Степан сначала не понял и лишь потом разобрался, в чём дело. Оказывается, во 2-й батарее служили сплошь холостяки, придерживающиеся строгих отшельнических нравов — женщин артиллеристы и близко не подпускали.
Кроме заповеди «Не прелюбодействуй!», в «артиллерийском монастыре» чтили и другую, не отмеченную на скрижалях: «Не поступай бесчестно!»
Бывало, офицера удаляли с батареи только за то, что он не сдержал слова.
А «игумена» своего, сдержанного и холодного с виду, солдаты любили — справедлив был.
Убили Туцевича при взятии Лозовой.
И смерть-то от своих принял — снаряд из пушки полковника Думбадзе задел за телеграфный провод — и разорвался над головой Туцевича, изрешетив «игумена».
Четвёртая рота, державшая оборону поблизости, стянула шапки.
Котов был совсем рядом, осколки чудом не задели его самого.
Мёртвый Туцевич лежал в снегу, забрызганном кровью.
Над ним стоял, сгорбившись, здоровенный подпрапорщик Климчук.
Полковник Туркул слез с коня, подошёл к погибшему товарищу и накрыл его лицо фуражкой.
— Господин полковник, — прогудел Климчук, — возьмите меня отсюда.
— Что ты, — удивился Туркул, — куда?
— В пехоту. Не могу оставаться на батарее. Всё о нём будет напоминать. Не могу.
На другой день дроздовцы отбили у красных бронепоезд «Память тов. Свердлова», и подпрапорщика Климчука назначили туда фельдфебелем солдатской команды.
В середине марта 1-й батальон вошёл в Изюм эшелоном.
На перроне их встречали офицерский оркестр и офицерская рота.
Дроздовцы сперва не поняли, кого это тут так пышно встречают, а оказалось, что их — за доблестный марш на Лозовую!
Командир офицерской роты скомандовал:
— Рота, смирно, слушай, на-краул!
И, чётко печатая шаг, подошёл к полковнику Туркулу с рапортом.
Полковник малость опешил, но принял рапорт, как полагалось в таких случаях, и пропустил офицерскую роту церемониальным маршем. Под музыку и вступили в Изюм.
Там был полковой ужин, а в самый разгар скромного застолья был получен приказ: немедленно грузиться и наступать на Харьков.
Глава 14
ЗА РУСЬ СВЯТУЮ
Сообщение ОСВАГ:
Большевики перешли в наступление на Восточном фронте. Силами 1-й Революционной армии (командарм М. Тухачевский), 2-й, 3-й, 4-й и 5-й армий красные прорвали фронт, заняв Нижний Новгород и Казань, Симбирск и Самару, вплотную продвинувшись к Уфе.
Белая армия с боями отступает.
Наступление Красной армии поддерживается английскими аэропланами с воздуха и английскими же танками на полях.
В тылу Красной армии вспыхнуло мощное крестьянское восстание, охватившее Самарскую и Симбирскую губернии. [79]
Более 150 тысяч крестьян вооружались вилами и косами, топорами и охотничьими берданками. Их прозвали «чапанниками» — из-за чапанов, своеобразных стёганок.
Против восставших были брошены регулярные части РККА и отряды карателей из мадьяр. Крестьян сгоняли в концлагеря, расстреливали, вешали и топили в прорубях, деревни сжигались.
Большевики лютовали — и число «чапанников» росло.
Центром восстания стал город Ставрополь Волжский, [80] и уже к 10 марта оно охватило всё Среднее Поволжье.
Крестьянские дивизии вторично прорвали Восточный фронт, идя на соединение с генерал-майором В. Каппелем, назначенным главнокомандующим Восточным фронтом. Четыре полноценных крестьянских дивизии были сведены в Чапанный корпус.
Рабочие дивизии ижевцев, воткинцев и мотовилихинцев составили 1-й Волжский корпус. 1-й Средне-Сибирский корпус возглавил генерал А. Пепеляев, 2-й Волжский корпус — генерал-лейтенант Н. Лохвицкий.
В задачу В. Каппеля входит удержать Ижевск и Воткинск, не допустить развития наступления красных на пермском и челябинском направлениях.
Сохраняется сложное положение в Прибалтике.
Хотя англичане фактически прекратили подвоз танков, аэропланов, горючего для красных морем до Риги, поставки не только не уменьшились, а возросли.
Только теперь военные грузы идут сплошным потоком через Данциг и Варшаву.
Полякам был обещан выход к морю, а Данциг уже переиначен ими в Гданьск.
Верховный правитель Российского государства генерал Корнилов резко раскритиковал планы Антанты.
Лавр Георгиевич готов рассмотреть возможность предоставления независимости Привислинскому краю [81] при одном непременном условии: никакие иные территории не должны отторгаться у Германии и Чехословакии, чтобы быть присоединёнными к Польше.
«Как только мы прогоним Войско польское с русских земель, — заявил Л. Корнилов, — войдём в Варшаву и повесим Юзефа Пилсудского, независимость будет Польше предоставлена. Нам не нужен народ в границах Российского государства, питающий изменнические чувства».
79
В нашей реальности известно как Чапанная война. И крестьяне её проиграли…
80
Ныне Тольятти.
81
Привислинский край — территория Польши в составе Российской империи.
Уже рассвело, когда 1-й батальон дроздовцев стал сгружаться на полустанке под Харьковом. Затянулось наступление. Чуть ли не месяц белые шли с боями, пока не вышли к харьковским окраинам.
Холодные туманы прятали белые хаты и плетни, паровозные свистки доносились глухо.
Котов закинул на плечо ремень ППТ и спрыгнул на щебенистый откос.
— Стройся! — раздался зычный голос Семёна Лучникова.
Степан мельком оглядел себя — сапоги начищены, пряжка сияет, шинель, гребнистая «каска Адриана»… Хоть щас в бой.