Шрифт:
Это была первая встреча Сивакова с Андронюком после пожара. Сиваков держался спокойно и всем своим видом говорил, искать - ваше дело, я тут не причем, даже проскальзывала гримаса недовольства: вот пришли беспокоить честного человека и не стыдно. Понятым даже немного стало неудобно, они держались стороной и, казалось, не верили в вину седого и уверенного человека, о ком прежде слова плохого не слышали. За двоих нервничала Ильина, она суетилась, краснела и бледнела, но всем своим видом показывала, что она ждала этого обыска, ждала, но еще не успела подготовиться к нему.
Андронюк пошел к шкафу и тщательно ощупал рукава рубах, висящих на плечиках, проверил карманы; он искал основную улику: необходимо было свести воедино половинки этой улики. Теперь Андронюк не сомневался, что там в стороне стоит, опершись о дверной косяк, враг, и его внешне равнодушный взгляд таил в себе и злобу, и ненависть. Так, ощупывая веши, Андронюк мучился лишь одной загадкой - загадкой безупречной биографии. Двадцать лет бухгалтерского стажа без единого взыскания.
Сиваков не сразу понял, что ищет участковый. Он долго молча наблюдал за ним, в свою очередь Андронюк наблюдал за Сиваковым. Догадка пронзила бухгалтера прежде, чем вещественное доказательство было найдено. Глаза его вспыхнули яростью и погасли: он успел овладеть собой.
– Откройте кладовку, - сказал Андронюк любезной Ильиной.
Дрожащими руками, не попадая в замочную скважину, Ильина попыталась открыть дверь. Наконец, Сиваков сам прошлепал к ней в стоптанных домашних туфлях, спокойно взял ключ и легко открыл неподдающуюся дверь, Андронюк видел в нем преступника не случайного и не новичка. Нельзя было не отметить его выдержки, когда в груде грязного белья участковый нашел то, что искал. Это была рубашка, на одном рукаве которой болталась одинокая запонка с изображением курительной трубки. Когда он извлек из кармана вторую, точно такую же запонку, Сиваков продолжал оставаться равнодушным.
– А где же деньги?
– упаковывая обе запонки, спросил милиционер.
– Деньги? Деньги ищите... Это ваша работа, я денег не брал.
– В голосе бухгалтера чувствовалась ирония.
Теперь надо было найти деньги. Он не мог их спрятать в степи, деньги были где-то близко, но не здесь, не в комнате, не в квартире.
Погреб на улице. Может быть, там? Андронюк с понятыми, которые пока еще не поняли всей сути значения вещественного доказательства и, казалось, даже изумились - стоило ради этого огород городить, - вышел во двор, уверенно подошел к погребу и, раскидав солому, откинул крышку. Погреб доверху был наполнен картофелем, и это теперь, весной, когда даже у самых запасливых хозяев картофель на исходе. С третьим ведром поднялся один из понятых. Рука Андронюка уперлась в мягкий сверток, аккуратно перевязанный бечевками много раз крест накрест.
– Что это?
– спросил он у потемневшего Сивакова.
Тот молчал. Развязав бечевки, Андронюк показал всем деньги.
– Пишите, гражданин следователь, на этот раз я сплошал...
И тут начался длинный рассказ о том, как Сиваков залез в долг к кассиру, как не знал, где взять денег, чтобы рассчитаться, и вот решил поправить свои дела преступлением, как обливал он бензином столы, как взламывал сейф. Рассказал он и о том, что утаил второй ключ специально для того, чтобы безнаказанно брать деньги из сейфа, за который был в ответе другой человек. Так были украдены 230 рублей - растрата, за которую уволили Эмму Рудь. Все детали этого преступления, даже способ, каким Сиваков влез в доверие к директору хлебоприемного пункта, были ясны и известны Андронюку. Эту картину он составил По свидетельским показаниям. Волновала следователя "безупречная биография". Об этом и спросил он Сивакова.
Поверженному Сивакову стало смешно, он засмеялся и сказал, что такие вещи делаются очень просто - "безупречная биография" - это безупречный паспорт и трудовая книжка. Что до образования, так это образование ограничивается тремя неполными месяцами на шестимесячных курсах, а стаж стаж у него тюремный - 20 лет - ровно столько, сколько указано в трудовой книжке.
С первых же дней войны Сиваков сдался в плен и служил немцам, за что был судим. Освободившись по амнистии, он приехал во Львовскую область, в Перемышль, где отнюдь не собирался заниматься честным трудом, промышлял спекуляцией. И опять скамья подсудимых. Но и теперь этот человек не сделал выводов, он ограбил совхозную кассу и совершил поджог.
– Так вы не первый раз совершаете поджог?
– В третий. В Бештановском заготзерно я тоже ограбил кассу, и за это сидел...
Б.САМСОНОВ
ИСПОВЕДЬ ПЕРЕД ЛЮДЬМИ
Морозным утром ехал я на другую сторону Иртыша, чтобы познакомиться с человеком, о котором знал пока что одно: ему тридцать лет и... шестьдесят лет судимости.
Представить рецидивиста даже с самой мрачной биографией не так уж трудно, стоит только послушать рассказы следственных работников. Я знакомился с его документами: трудолюбив, скромен, не курит, терпеть не может хулиганов, дисциплинирован, аккуратен, застенчив.
Мы встретились с ним в кабинете начальника строительства: среднего роста рабочий в комбинезоне и, несмотря на мороз, без шапки. В коротких черных волосах серебрилась седина, колючие глаза смотрели уверенно, держался он с достоинством, говорил неторопливо, немного смущаясь.
– Вот наш Даниил Пантелеев [Некоторые фамилии в очерке изменены], представил его парторг Мирзой Айвасович Симбиев. Эти слова он произнес тепло, с уважением.
Даниил шагнул ко мне навстречу, и мы обменялись крепким рукопожатием. В этот момент в кабинет вошел молодой парень, туркмен Наби Баданов. Он недавно прибыл из какого-то города.