Из меня вырывается слабый смешок от того, как запросто он с ними справляется.

— Делал это раньше?

— Давненько уже не делал, — отвечает он с улыбкой. — Очень давно.

Сердце пропускает удар, когда до меня доходит сказанное им. Он не был ни с кем несколько лет. Не стану врать, у меня улучшилось настроение.

— Очень плохо для женщин Мэна, — говорю я, спуская пальцы к пряжке его ремня. — Но хорошо для меня.

Из него вырывается стон, когда я скольжу рукой в джинсы, находя его твёрдым под боксёрами.

— Оливия.

Его голова свешивается, на долю секунды зависая над моим соском — он находит мой взгляд и облизывает кончик моей груди.

Я едва слышно хныкаю, заводя руку ему за затылок и придерживая, пока он сводит меня с ума своим ртом.

Пол отодвигается ровно настолько, чтобы мы оба успели избавиться от джинсов, оставшись в нижнем белье: он в голубых боксёрах, а я в трусиках бикини. Встав обратно на колени, он расплывается в улыбке, оглядывая меня.

— На тебе розовое бельё. Кто бы сомневался.

Он проводит пальцем по шнурку, поддевает пальцами тонкую ткань и стягивает по ногам.

Я голая перед Полом Лэнгдоном, и до сих пор ничто не казалось мне таким правильным.

Он изучает меня глазами, полными почтения, и я, лёжа совершенно неподвижно, позволяю ему.

— Ты прекрасна, — говорит он ставшим внезапно печальным голосом. — И заслуживаешь кого-то столь же красивого.

Моё сердце сжимается от выражения его лица, и я поднимаюсь, садясь перед ним на колени. После чего демонстрирую ему то, чего не могу объяснить словами. Я наклоняюсь и очень ласково целую тонкий рваный шрам, растянувшийся от его левого плеча к центру груди.

Он резко втягивает воздух.

— Не нужно.

Я не обращаю на него внимания, продолжая прокладывать дорожку из поцелуев вверх по шее, задерживаясь на идеальной резкой линии его челюсти, прежде чем перейти к правой стороне.

Он напрягается, когда понимает, что я собираюсь сделать.

— Не надо.

Я нахожу его руки, прежде чем он успевает оттолкнуть меня, и нежно касаюсь губами первого шрама на его лице. То же самое повторяю и с двумя другими, каждым своим прикосновением давая ему понять, что для меня он совершенен.

А потом Пол обрушивает свой рот на мои губы, толкая меня на спину. Его рука опускается между моих ног, обнаруживая меня влажной и жаждущей. Он отстраняется, избавляясь от боксёров, прежде чем вернуться, без предупреждения скользя в меня пальцем одним долгим движением.

— Тебе нужно быть уверенной, — произносит он хрипло у моей шеи, поглаживая меня пальцами. — Никаких сожалений завтра.

Сожалений? Сейчас это определённо самое далёкое от моего разума, что только может быть, и я кладу руку на его эрекцию, чтобы это доказать.

Он чертыхается, а потом хватает меня за запястья и заводит мне их за голову.

— Я не могу медлить, Оливия. Не с тобой, не в этот первый раз. И я не обещаю нежности. Возможно, потом, — говорит он с тихим смешком.

Сердце чуть запинается от изумления — и радости, сверхрадости, — когда меня озаряет, что он планирует «потом».

Я ёрзаю.

— Мне не хочется нежности.

Едва успеваю прошептать фразу, как он врывается в меня, мощно и быстро. Я тихонько ахаю от накатившего агрессивного удовольствия.

Он утыкается лицом мне в шею, бормоча ругательства, и неосвещённая комната заполняется звуками нашего отрывистого дыхания.

Затем я обнимаю ногами его торс, и он теряет голову. Одной рукой продолжая держать мои запястья, другой он спускается вниз по моему бедру, под ягодицы. Я бессильно выкручиваю запястья над головой, желая коснуться его, но удерживает меня в тисках, оставляя полностью в своей милости, пока сам вбивает меня чуть ли не в изголовье.

— Господи, Оливия.

В ответ я отворачиваю голову, царапая зубами его шею и порочно улыбаясь, когда это подталкивает его к ещё более быстрому темпу.

Раньше я никогда не была такой легкомысленной и дикой, и складывается впечатление, будто он выявил другую сторону меня, о существовании которой мне было невдомёк. Та девушка, которая думала, будто желает милых слов и нежных поцелуев, исчезла. Я хочу только его.

— Ещё, — шёпотом. — Пожалуйста.

Пол стонет в ответ, выпуская мои запястья, чтобы опустить руки к моим коленям. Раздвигает их ещё шире, перед тем как слегка приподнять голову. Ровно настолько, чтобы посмотреть вниз на меня тёмным аспидом горящих голубых глаз.