В глазах у нее еще прыгала злость, а руки дрожали. Она вынула из кофточки платок и стала обмахиваться. Переведя дух, она произнесла бодрым голосом:

– Прошу извинить… Это не входило в мои планы…

Она бросила взгляд в сторону Катеньки и, заметив на ней свой халат, понимающе улыбнулась. В ее отсутствие сынок, вероятно, опять залетел во что-то.

– Легла, а спать не могу, – говорила она. – Стоит в голове его голос и всё тут, – она ткнула рукой в сторону Кошкина. – Он же мне как сказал вчера: «Жизни нет без нее…»

– Я же тебе уже объяснял! – обиженно встрепенулся Кошкин. – Я же не виноват!

– Ага, не виноват… – мать выкатила на него глаза. – Он же ее привел, и он же не виноват! Кто взял к себе эту Машку?! Может быть, я?!

Кошкин промолчал. Понятное дело, сам купил на распродаже под Новый год, отчего теперь были одни проблемы.

Софья Степановна поднялась из кресла, подошла к окну. На улице шел теперь мелкий дождь. Со стороны косогора, пригибая кусты, дул от реки северный ветер.

– Вот скажи ты мне, Вовка! – Софья Степановна развернулась. – Ты почему сразу мне не открыл?! Почему я должна долбить в двери?

– Так пусто же там… – Кошкин обернулся в сторону Кати. – Вот, не дадут соврать.

– Действительно, – подтвердила та. – За дверью не было никого…

– Ага, пусто… – усмехнулась Софья Степановна, – зато почему-то стучало, гремело…

– Мы сами были поражены, – подал голос Федор Ильич.

– А вы кто такой? – глядя на него в упор, спросила Софья Степановна. – Что-то я не припомню вас.

– Мы ненадолго… Мы уйдем сейчас…

– Какие мы гордые. Слова нельзя сказать…

Софья Степановна поджала губы. Ей давно было за пятьдесят. Она была на пенсии, имела кучу свободного времени и считала, что имеет полное право на свободу высказываний. Она вышла в коридор и тут же поймала за руку Федора Ильича.

– Какой вы поспешный, ей богу, – сказала она грудным голосом. – Ну, куда вы пойдете, ей богу, под дождь… – Она повела его коридором, воркуя: – Представьте, лежу я в постели, а этот звонит и говорит, что я ему не нужна… Мать! И вдруг не нужна!.. Потом-то дошло до меня, что это меня развели как лоха…

Она оглянулась через плечо и встретилась взглядом с Катенькой. Та стояла у входа в спальню и молча смотрела. Софья Степановна ничего не сказала ей, лишь приветственно махнула рукой и отвернулась.

– Боже, как время летит! – громко вздыхала она ближе к обеду, когда все они, выспавшись, опять собрались за столом. – Вроде недавно в первый класс ходили. Поневоле вспомнишь, как бабушка моя говорила: «Семьдесят скоро, а я не жила вроде как …»

– Да, да, – отвечал ей Федор Ильич. – Совершенно с вами согласен… Я тоже вроде не жил, потому что какая это жизнь… А тут и вовсе под раздачу попал…

– И ладно, – рассуждала Софья Степановна. – Если вас наказали ни за что – радуйтесь: вы ни в чем не виноваты.

Кошкин и Катенька больше молчали, отвечая либо «да», либо «нет» и то невпопад.

Софья Степановна успела приготовить щи из курятины и теперь разливала их по тарелкам. Затем, подняв палец и как бы говоря: «О тебе-то как раз я забыла!», подошла к холодильнику, открыла верхнюю дверцу и вынула оттуда бутылку ирландского виски.

– Что ж ей стоять-то здесь, одинокой, – улыбнулась она. – Иди к нам, мы составим тебе компанию, дорогая… – И к Кошкину: – Из чего это пьют? Надеюсь, не из горлышка?

– Пьют из чего? – Кошкин замялся. – Положа руку на сердце, я не знаю точного ответа на этом вопрос.

– Можно, я скажу? – Катенька подняла руку. – Вопреки устоявшейся моде на низкие стаканы с толстым дном, настоящий виски лучше употреблять из бокалов-тюльпанов на короткой ножке. Именно в таком бокале вовсю раскрывается аромат напитка. Связано это с оптимальным поверхностным натяжением жидкости, а это способствует высвобождению летучих веществ – эфирных масел и прочих веществ. Впрочем, если вы предпочитаете коктейли, – она посмотрела в тарелку со щами, – форма бокала уже не имеет принципиального значения… Ведь чистого аромата почувствовать уже не удастся…

– Надо же… – удивилась Софья Степановна, глядя на бутылку, – а я и не знала до сих пор. Такие познания… Виски и щи, выходит, как-то не вяжутся.

– Я вообще-то филолог, переводчик… – Катенька застенчиво улыбнулась. – Однако если взять за основу русский менталитет, – продолжила она, – то щи очень даже подходят и к водке, и к виски…

– Слава тебе, господи! – обрадовался Федор Ильич.

Мать подала бутылку сыну, достала из шкафа стаканчики с толстым дном и поставила на стол.

– Извините, других не имеем, – сказала она и вновь с любопытством посмотрела в сторону Катеньки.