— Это Лиска, — пояснила я, мельник ответил непонимающим взглядом. — Та самая, что отравила мать и сбежала с магом много лет назад… — непонимающий взгляд стал совсем непонимающим, и я неуверенно спросила: — Так ведь?

— Не знаю, — искренне ответил Казум, — Это ж сколько годков минуло, не девочка она ужо. Точно, не девочка, — он развел руками, едва не задев топором Вита. — Старая Орька рыжей была, аки лисица, а вот дочка ее Аська-хитруха— чернявой.

Я коснулась капельки артефакта, она может выглядеть как угодно, быть молодой и старой, быть брюнеткой или блондинкой, может быть кем угодно.

— Эх, грехи наши тяжкие, господари чаровники, не могли бы вы впредь… — Мельник перевел взгляд с меня на рыдающую Пелагею, словно не понимая, о чем вообще мы говорим.

— Мы живы, — перебил его Вит, тяжело опускаясь на край жернова. — Даже не верится.

— Живы? — вскинула голову женщина, продолжая цепляться за грязную одежду служителя.

Казум снова осенил себя знаком Эола. Подумал, а потом осенил и меня, и Вита, и лежащего на земле Михея. На всякий случай.

— Не могли бы вы устраивать свои игрища подальше от Волотков, — закончил мельник, делая строгое лицо, сразу напомнив мне о Заломе.

— Мы постараемся, — серьезно пообещал чернокнижник.

— А мы поблагодарим Эола покамест, — Казум склонился к неподвижному Михею.

— Мы победили? Можно праздновать?

Я обернулась, к жернову медленно шел Рион, из-под темных волос текла кровь. Дождь почти кончился.

— Начинай, — разрешил чернокнижник.

Пелагея зажала рот рукой, стараясь подавить рыдания.

Казум вел на поводу серую в яблоках лошадь, тащившую за собой скрипучую телегу. Вит шел рядом, его неказистая кобылка, которая, кажется, даже немного отъелась на постое в Волотках, трусила следом. Рион давно послал свою рыжую вперед, и ее хвост то и дело мелькал среди деревьев. Михеев мерин тоже тащил неказистый с виду возок, в котором изволил почивать изредка подававший признаки жизни стрелок. То молодецким храпом, то стонами, видимо вспоминая во сне свое лежание на жернове, чем нервировал животное и меня. Вот и сейчас парень всхрапнул, и я прослушала, о чем спросил мельника Вит.

— Он всегда чудной был, — понуро сказал Казум. — Наш Теир, но ведь на то и божий человек, — мельник оглянулся на телегу.

В ней на охапке сена лежали два тела, завернутые в грубую холщовую ткань. Залом и Теир. Они бок о бок помогали Неману, бок о бок лежали и здесь. Мельник вез их на погост, что примыкал к Волоткам с востока. По молчаливому согласию жителей на этот раз решили обойтись без соборования.

— Как здесь оказался Теир? — тут же спросил чернокнижник, он вообще после произошедшего стал очень любопытен, вопрос там, вопрос тут…

Я насторожила уши, ответы нужны не только ему одному.

— Сослали. В наказание. Из Белой Подгорицы [41] . Он там смирение нес в ахр… в арах… в архиве, вот. И увидел там что-то непотребное. Или сделал, я не допытывался. Вот, его и сплавили к нам с глаз долой.

— Почему сюда?

— А вот это мне неведомо, — мельник пожал плечами. — У нас давно часовня пустовала, уж сколько челобитных отправили верховному смирту, не счесть. Видимо, снова придется, — вздохнул он, вспомнив, кого и куда везет. — У честного люда всегда должен быть служитель, людей от зла ограждать, наставлять и просить у Эола заступничества. Богоугодное это дело — о люде простом радеть.

— Я и не спорю, — согласился Вит.

— Значит, нечистого сброда больше не будет? — помолчав, поинтересовался судьбой капища Казум.

— Не должно, — вириец посмотрел вдаль. — Пока кто-нибудь снова место не испачкает.

— Чем не испачкает?

— Злом, — при этом чернокнижник оглянулся и почему-то посмотрел на меня. — Убийством, надругательством, прелюбодейством, гнилым делом. Такие места так и появляются…

— Бабка рассказывала, что там с десяток отшельников умертвили.

Михей застонал, и они замолчали. Тропа раздвоилась. Более утоптанная дорога уходила вправо, огибая деревню и кладбище, тогда как узкая стежка уводила сквозь светлый березняк к темному еловому лесу, сперва извиваясь вдоль опушки, а потом ныряя в его сумрачную прохладу.

— Да не простые это были отшельники, а самые что ни на есть искусники, жили себе на отшибе, колдованили потихоньку, книжки умные писали, да нашим помочь с бедой какой — никогда не отказывались. Эх, были времена... Еще говорили, что их не просто умертвили, а наизнанку вывернули.

— Такие вещи всегда оставляют следы, и стереть их может лишь чистый душой, тот, кто не просит ничего для себя, — чернокнижник вскочил в седло.

— Учтем,— серьезно кивнул Казум и добавил, разворачивая телегу:— Легкой дороги, господа колдованцы.

— Спасибо, — ответил за всех чернокнижник и, не глядя на меня, подстегнул лошадь.

Пришлось догонять и Михеева мерина понукать, да еще и смотреть, чтобы колесо в яму не попало и не сломалось, ибо заменить его тут точно негде.

Вроде все хорошо, мы же победили и мэтра этого, и Лиску, а настроение гаже не бывает. Вит смотрит волком. Рион торопится, знать бы еще, куда. Михей стонет, только и смотри, чтобы сквозь повязки кровь не проступила. Что я вообще здесь делаю? На этой лесной тропе с этими мужчинами? Кто они мне — друзья или враги?