– Борща в Америке нет. Делать-то мы там чего будем?

– Интересно, кто может мне помешать варить борщи в Америке? Делать что там будем? Да то же самое, что и здесь! Только без вот этого вот погружения в экзистенциальные вопросы про добро и зло, «железный занавес» и что сказал Обама о взаимоотношениях с нашей страной. Я хочу просто жить. А не выживать и бороться за жизнь.

– Ир, мне кажется, ты перебарщиваешь. Что касается новостей, я тебе давно говорил, не рви душу, не порть здоровье, не смотри, не читай всего этого потока, тебя никто не обязывает. Про все остальное… Пословицу знаешь – «Хорошо там, где нас нет»?

– Сереж, а ты не думал, что, может, в данном случае все так и есть? Там нас нет. И там хорошо. Мы здесь, и нам плохо. А? Ну, хотя бы в виде исключения?

– Ир, ты же знаешь. Решишь ехать – поехали. Нам, голым, собраться – только пояс найти.

– Ой, ну, не прибедняйся. Голый он. Сидит в огромном домине совладелец известного в регионе бизнеса и про «подпоясаться» рассуждает. Тут, даже если решим, пока все продадим, дела уладим – куча времени пройдет. А без денег ехать – кому мы там нужны.

Утром, когда мы с Сергеем уже садились в прогретую перед дорогой машину, он посмотрел на меня внимательно:

– Ир, ты точно решила?

– Ага. Помнишь мультик про Бабок Ежек, Катька маленькая любила? «Бабки! По ступам!» По ступам, Сереж!

– Тогда давай больше не обсуждать ничего и не рассусоливать. Сейчас приедем, дела разбросаем и сядем, попланируем, как и что делать будем, чтобы уехать.

Я кивнула ему, занесла ногу в машину и остановилась на минуту.

– Спасибо тебе, Сереж!

– За что?

– За преданность твою. За умение поддержать меня в любом, даже совершенно безумном, начинании. За то, что ты такая у меня стена и скала, на которую можно опереться, не раздумывая.

– Поехали. А то сейчас расплачусь. Умеешь ты сказануть.

Следующие полгода я предпочла бы не вспоминать в деталях. Если это был и не ад, то чистилище – уж точно. Сергей от всего свалившегося находился в жесточайшем стрессе, но изо всех сил старался держаться, следствием чего стали два гипертонических криза – один за другим. В этот момент я четко поняла, что мужик не тянет и, если я не хочу остаться в ближайшее время вдовой, мне нужно срочно уводить его с острия атаки, оставив заниматься лишь технической стороной тех бизнес-решений по аккуратной ликвидации нашего бизнеса, которые предлагались мною. Я крутилась как белка в колесе, пытаясь одновременно реструктурировать наш кредитный портфель, ликвидировать имущество, стараясь выручить за него как можно больше денег на переезд, одновременно пуская пыль в глаза клиентам, чтобы не дай бог им не показалось, что у нас дела плохи (хромая утка никому не нужна – только на бульон). Руслан помогал как мог, долгое время мы выносили с ним все трудности плечо к плечу, дневали и ночевали на работе. Но тут стала не выдерживать Кристина.

В какой-то момент сын пришел ко мне с разговором.

– Мам, нам бы поговорить.

– Да, давай, я тебя слушаю. Что-то случилось?

– Ну, как сказать…

– Не томи. Не та у меня нынче нервная система. Не мотай мне нервы на кулак. Что такое?

– Мам, я не могу больше уделять столько времени работе.

– Э-э… В каком смысле? Что ты имеешь в виду?

– Понимаешь… Ты только не обижайся, мам… Дома у меня сейчас очень трудно. В материальном плане мы сейчас стали жить тяжелее и хуже, ну, впрочем, как и вы с отцом, по сравнению с тем, как раньше было. Соответственно и Кристинка уже не может себе позволить жить так, как привыкла. Плюс – я же с этой ликвидацией и реструктуризацией долгов дома почти вообще бывать перестал. А когда все-таки прихожу, падаю, едва успев помыться и что-то в рот закинуть. А она все же молодая женщина, ей другое нужно. Ты еще к этому добавь мои хлопоты по оформлению отъезда в США. Она, считай, как одна сейчас, я практически не в счет.

– Погоди, Руслан. Неужели она не понимает, что все, что мы сейчас с тобой делаем, – мы делаем для семьи в целом и для нее в частности?

– Мам, ты Кристину знаешь. Ну, не Софья Ковалевская она ни разу. Она чувствует всю эту нервозность, которую я домой приношу, – а куда мне ее еще приносить? Меня целыми днями нет дома, подчас включая и выходные. Я ночевать домой прихожу, и хорошо если вообще прихожу – если у нас с тобой выезды в область, то и не прихожу. Ей плохо, одиноко, она депрессует. У нас очень испортились отношения. К тому же это все усугубляется тем, что я выехать могу только один, потом будем думать, как ее вывезти. У нас дома скандал за скандалом. Я сначала злюсь, а потом мне ее жалко становится.

– Ей плохо? Руслан, ты вообще в себе?!

– Мам, не начинай. Да, я в курсе, что она тебе не нравится и ты против Кристины настроена – была и есть сейчас. И я понимаю, что все, что я тебе сейчас рассказываю, симпатию твою к ней не увеличит. Но я ее люблю. Именно ее, со всеми ее недостатками. И я не могу ее потерять. Особенно сейчас.

– Рус, я все смотрю и отгадать пытаюсь: что именно и на каком этапе мы недодали тебе, что тебя потянуло к ней, замкнуло так на кукле этой? Ну, ладно. Красотка, молодая, фигура. Но не круглые же сутки ты с ней в койке кувыркаешься. Вы же куда-то с ней ходите, общаетесь. Она же пробка, Рус! И, как теперь выясняется, эгоистичная пробка. Как ты ее друзьям-то показываешь, тебе не стыдно? Она ведь тебя бросит, как только сложности на пути у вас появятся.

– Ну, с частью друзей мне из-за этого пришлось расстаться: они не поняли и не приняли Кристину. Но, значит, это и не дружба была, раз люди не уважают мой выбор. Ты не понимаешь, как и они: она добрая, светлая, наивная. И в отсутствии у нее образованности, интеллекта глубокого есть свои положительные стороны: она простая очень. Не такая, как многие девушки моего круга – с понтами, заморочками, интригами и комплексами. Мне с ней легко, удобно, приятно. Она умеет меня любить и любит. Все, мне достаточно.