— Ты волнуешься обо мне?

— Конечно! Без предоплаты, если с тобой что-нибудь случиться, то я рискую не увидеть и доллара.

— Ах, вот, так я и думала.

Маркус спрыгнул на пожарную лестницу, повернулся и иронично помахал рукой на прощание. Пенни в ответ подняла средний палец, как это часто делал он. Маркус засмеялся и исчез из поля её зрения. Пенни осталась одна и нашла убежище под одеялом.

На следующий день в полдень Маркус, как и обещал, пришёл в квартиру к Пенни, захватив некоторые инструменты, чтобы починить защёлку на окне. Открыв дверь, Пенни подумала, что уже пора перестать каждый раз при встрече с ним чувствовать себя, словно только что вышла из центрифуги.

В отличие от Пенни, которая делала вид, что почти раздражена его присутствием, бабушка выражала свою радость от встречи с ним более открыто.

— Ах, как это замечательно, что такой красивый молодой человек у нас дома! Как ты любезен! Пенни, в каком-то смысле, ты должна ответить ему взаимностью.

Без видимой причины Пенни покраснела, в мыслях она вернулась к сцене, увиденной на задворках «Maraja». Он, как будто бы прочитал её мысли, повернулся, демонстрируя самодовольную ухмылку.

— Чини окно и уходи, — огрызнулась Пенни, провожая его в свою комнату.

Пенни наблюдала с порога комнаты за движениями Маркуса, пока он ремонтировал оконную раму. Он был одет в футболку с длинными, греховно узкими рукавами, которые подчеркивали литые мышцы его плеч и рук, покрытых татуировками. Пенни уставилась в пол и кусала губы ненавидя себя за то, что не могла оторвать глаз от тела Маркуса: искушение стоять и пялиться был настолько сильным, что она почувствовала себя загипнотизированной.

В какой-то момент Маркус остановился, достал что-то из заднего кармана джинсов и протянул ей.

— Это письмо для Франчески. Напиши адрес, имя отправителя и отправь.

— «Будь добра» не помешало бы.

— Я уже делаю тебе добро – чиню твоё окно.

— Но его сломал ты! И вообще, твои услуги щедро оплачиваются.

— Мне платят за сопровождение тебя от работы до дома, и заплатят, чтобы я притворился, что кроме тебя не хочу нюхать никого другого, но не за то, чтобы я работал плотником.

— Ты вульгарен и продажен.

— Да, я в курсе, это всегда были две мои характеристики. Обе черты фундаментальны. Секс и деньги.

— Тогда добавь также и третью черту, называемую отстоем. Только подлец может делать то, что сделал ты вчера вечером, а потом, в ту же ночь, написать своей женщине.

— Да, в самом деле, ночь была плодотворной. В любом случае, перестать читать мне эти проповеди о Франческе. У нас такие отношения, и дурочка, как ты, не может их понять.

Пенни больше ничего не сказала: когда она говорила о Франческе, Маркус терял свою разнузданную веселость и превращался в мудака.

— К тому же, — продолжил он через некоторое время, — полагаю, если я должен выдавать себя за твоего жениха, то должен знать больше о тебе. Просто чтобы не говорить ерунду. Что ты собой представляла в шестнадцать лет? Даже если немного, я могу представить себе.

— Это неправда.

— Скажи мне, если я угадаю. Ты была одинокой, замкнутой, но не робкой, и чувствовала отвращение к тем, кто тебя окружал. Даже если они думали, что ты тупая и покорная, ты была умна и полна гнева. Ты бы хотела схватить за волосы тех кто задирал нос, и как минимум, засунуть их голову в унитаз. Тебе нравился некий парень, который никогда тебя не замечал. Я ошибаюсь?

Пенни смотрела на него с открытым ртом.

Маркус нахмурился и вернулся к своей работе.

Она его спросила:

— Как... ты... это понял?

Не отрывая глаз от того что он делает, Маркус пробормотал:

— Ты достаточно предсказуема.

В этот момент в комнату вошла бабушка.

— Итак, ты пообедаешь с нами? — явно довольная, обратилась она к Маркусу.

Пенни и Маркус одновременно дали два различных ответа.

Она сказала:

— Нет.

Он сказал:

— Да.

Бабушка вернулась на кухню, подпрыгивая словно ребёнок.

— Что ты задумал? — спросила Пенни в ярости.

— Поесть.

— Иди и ешь у себя дома.

— У меня пустой холодильник и я голоден. Когда голоден, я не соображаю, ты же знаешь. И потом, ты должна расплатиться за работу что я делаю, или нет? Потом отремонтирую даже окно в комнате твоей бабушки, и ту дерьмовую щеколду, что у вас на двери. Так что, или заплати мне двадцать долларов или угости меня обедом.

— Я знаю, почему ты это делаешь. После этого ты сможешь критиковать меня и за то, как я готовлю.