Набор. Абонент недоступен. Ещё раз. С тем же успехом. Проверяю входящие. Нет. Ок, возможно решение её дел требует предельной собранности. Оставляю голосовое с просьбой сразу же перезвонить.

Машина набирает скорость. Открываю папку. Мне нужно знать всё, чтобы вбросы подобные тому, что сделал отец, не дергали нервы понапрасну. Я должен знать правду и всегда быть готовым защитить нас. Да, нас!

Регина

Слава?.. — мне не нужно уточнять, его ни с кем не спутать, рядом с ним я провела почти восемь лет, хотя последние три из них одно название, так как на территории нашего совместного проживания я предпочитала не появляться. — А ты не изменяешь своим привычкам, везде чувствуешь себя как дома. Кого-нибудь придушил, чтобы обзавестись этим? — киваю в сторону жилета работника техслужбы, лежащего на полу в углу.

— Обижаешь, Ришка, пришлось крупно проставиться, чтобы устроиться к ним. Но ради тебя, родная, я готов на всё! Пришлось даже недолго повозиться с говном, но цель достигнута, — взгляд победителя, который ни на секунду не усомнился в правильности избранного пути.

— Что с Глашей? — как можно более равнодушно спрашиваю я, а мысли лихорадочно носятся в голове пытаясь организоваться и подкинуть наиболее целесообразный выход из сложившейся ситуации.

— Ты всегда лучше относилась к чужим, чем к своим родным, — обижено корчит лицо. К слову сказать всё ещё симпатичное. На что часто велись девчонки, а позже и женщины, не понимая, что попадают в руки к настоящему уроду.

До пульта охраны не добраться, его здоровая фигура преграждает мне путь. Ну, да, чем ещё можно заниматься, отбывая срок в пятнадцать лет, как не своей физической формой. Сволочь! Как ему удалось выйти на полгода раньше и почему Марк не сообщил мне об этом?

Разворачиваюсь, стягивая с ног полусапожки, мне нужна устойчивость. Уверено двигаюсь на кухню, туда, куда ведут капли крови.

Глаша. Облегченно выдыхаю… Живая. С заклееным скотчем ртом, сидящая на полу у стойки бара с руками связанными за спиной. Одежда порвана. Под глазом пока ещё краснеет обширная гематома, под носом видна запекшаяся кровь. Кровь…

— Я не сделал с твоей Глашкой ничего, на что она сама бы не согласилась. Правда, ведь, Глаш? — делает шаг в ее сторону. — Приятно, наконец, узнать, что такое настоящий мужик? — похабный смешок.

Она ежится, словно ожидая очередного удара, и беззвучно плачет… Я вижу ее слезы, одна за одной стекающие по щекам… Моя Глаша, та, которая буквально вытянула меня с того света, когда я не видела смысла жить. И вот моя "благодарность".

Присаживаюсь, одним движением сдергивая скотч.

— Регина, прости, милая, я не знала… — судорожный всхлип.

— Все хорошо, Глаш. Как ты? — осматриваю её живот и грудь.

— Ришка, я ж не зверь! Пришла на своих, на своих и уйдет, это нам с тобой есть о чём поговорить. Но… начнёт орать, убью. Поняла? — стоя у меня за спиной, угрожает ей он.

Глаша поспешно кивает головой. А его рука, как клешня, обхватывает меня за плечо, дергает вверх и тащит по направлению к кабинету, где резким толчком отправляет в кресло за столом, сам же разваливается в кресле напротив, закидывая ногу на ногу.

— А ты хороша… сестренка, кто бы мог подумать, что из той рыжей пигалицы вырастит такая киса… — высовывает мерзкий язык изо рта, быстро двигая его кончиком… С трудом сдерживаю рвотный позыв.

— Что тебе нужно, Слава? — в памяти начинает всплывать всё то, от чего, как мне казалось, я сумела избавиться, примотав толстыми веревками к огромным валунам и утопив в ее самой глубокой впадине. Ха… наивная…

— Как что? Мы же семья! А значит, должны заботиться друг о друге!

— Я отказалась от своей доли в наследстве, ещё пока была жива твоя мать.

— Да, и тем самым оскорбила и её, и меня. Мы же не чужие, Ришка.

— Что с квартирой?

— Ты, сука, прикидываешься или реально не понимаешь, что там, где я был, без средств долго не протянешь? — вот сейчас это настоящий он — безжалостный, жестокий.

— Чего ты хочешь от меня?

— Не знаю, чем ты заработала всё это, сомневаюсь, что головой. А это значит то, что у тебя между ног, киса, очень даже ничего. Хочу, чтобы ты поделились и этим, — обводит взглядом кабинет, — и тем, — кивок на мою нижнюю часть тела закрытую столом. — Можешь быть уверена, что я намного лучше тех денежных мешков, которых тебе приходится ублажать.

— Уверен?

Злость. Дикая безудержная злость… Это хорошо и одновременно плохо. В таком состоянии я с трудом себя контролирую. В своей жизни я испытала подобное только раз.

Богдан

Её отец — Виктор Алексеевич Сатин. Воспитывал дочь самостоятельно до семи лет. Затем женился на Клавдии Олеговне Еловой, вдове, у которой на тот момент уже был десятилетний ребёнок, сын Станислав. Сатин усыновляет его, и далее её сводный брат везде упоминается как Станислав Викторович Сатин. Все сведения об отце с этих пор вертятся вокруг новообретенного сына. И какие сведения… Руки сами собой сжимаются в кулаки… Хулиганство, бродяжничество, воровство, драки, разбой… И, судя по всему, отец везде хлопочет, пытаясь вернуть сына на правильный путь, так как Славику все сходит с рук, в отличие от его товарищей. Отшвыриваю очередной лист с делом об ограблении пожилой женщины с причинением тяжких телесных повреждений…